Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В 1939 г. на одном из заседаний Ленинградского отделения Всесоюзного гигиенического общества некоторые его члены — А. Я. Гуткин [301], Р. А. Бабаянц, А. И. Штрейс, М. Л. Иоффе и др. — подняли вопрос о том, чтобы отметить на специальном заседании Общества истекавшее в конце года моё 70-летие (как председателя Общества). Я просил правление и Общество не поднимать этого вопроса и вообще не отмечать никакой юбилейной даты, связанной с моей деятельностью. Я настаивал на этом моём желании в особенности потому, что меня ещё не оставили, ещё свежи были воспоминания, связанные с пребыванием в Большом Доме, закончившимся только 9 апреля 1939 г.

Несколько месяцев спустя, знакомясь в правлении Всесоюзного общества гигиенистов в Москве, работавшем под председательством Н. А. Семашко, с материалами заседаний правления ленинградского отделения Общества, я обратил внимание на запротоколированное моё нежелание устраивать юбилейное чествование. Но, тем не менее, мне было приятно получить по поводу этого личные письма от Николая Александровича Семашко и Альфреда Владимировича Молькова. Мне кажется, имеют интерес следующие слова из письма Н. А. Семашко:

«…Из протокола я узнал о Вашем 70-летии. Горячо поздравляю Вас и желаю Вам „остаться самим собой до тех пор, пока в состоянии работать и жить“. От души желаю, чтобы это продолжалось многие и многие годы. Крепко жму руку. Н. Семашко. 28. П. 1940 г.».

Альфред Владиславович Мольков в своём письме от 29. П. 1940 г. писал:

«Глубокоуважаемый Захар Григорьевич! Узнав из присланной стенограммы о том, что Вам стукнуло (увы!) 70 лет, я не могу отказать себе в удовольствии выразить живейшую радость, что указанный рубеж Вы переходите в состоянии далеко не исчерпанных жизненных сил, бодрости, живейшего участия в советской стройке, причём окружённый общей любовью и уважением.

Радует меня и то, что Вы ни на иоту не изменили своей установке свободного и независимого мыслителя и общественного деятеля, и что Вы учите окружающую Вас молодёжь самокритике и призываете её к рациональному использованию дореволюционного и зарубежного опыта.

Вот это обстоятельство, что именно только мы, т. е. люди нашего с Вами поколения, можем говорить этим языком и что нас, хотя и не всегда охотно, всё же слушают, — значительно смягчает мою обиду на то, что я родился не в 1900 году, а на 30 лет раньше».

В последнем предвоенном году (1940 г.) я много усилий отдавал работе во 2-м ЛМИ для обновления и расширения курса моих лекций по социальной гигиене на обоих факультетах — лечебном и санитарном. Тогда уже сильно давало себя чувствовать стремление сверху подменить социальную гигиену более узким понятием организации здравоохранения. Это приходилось учитывать при составлении программ. На фактическом построении и содержании моих лекций это не отражалось, так как для обоснования организации здравоохранения и всей системы его учреждений нужно было научить исходить из познания социального здоровья и уменья руководствоваться его показателями. Между прочим, в преподавании санитарной и демографической статистики для студентов санитарного факультета я использовал курс математической статистики и опыт её преподавания Борисом Ивановичем Карпенко в Политехническом институте. Много внимания отдавал я также успешному ходу подготовки диссертационной работы Татьяны Степановны Соболевой о детской смертности, её социально-гигиеническом значении и системе борьбы за её снижение в сельских районах. Защита диссертации Татьяны Степановны прошла вполне успешно в ноябре. Она оказалась активным помощником по поднятию общественной работы кафедры, по организации кружка социальной гигиены и т. п.

Большим успехом в 1940 г. было издание редактируемого мною гигиенического сборника в ГИДУВе. Мне было приятно, что удалось напечатать в нём мою статью о санитарной мелиорации территории населённых мест, а также значительный по объёму мой очерк «Санитарное благоустройство Детского Села» и содержание моей экскурсии с санитарными врачами, посвящённой вопросам планировки и благоустройства. Удалось, со значительным трудом по преодолению цензурных препятствий, поместить и очерк А. Г. Малиенко-Подвысоцкого о положении больничной сети и санитарного строительства, а также о недостатках больниц в городе Ленинграде.

Другим вопросом, который занимал меня в 1940 г. в ГИДУВе, был вопрос о создании помещения для гигиенических кафедр путём надстройки двух этажей над гигиеническим корпусом во дворе Института. Пришлось устранять препятствия на пути к разрешению надстройки, а затем согласовывать требования всех кафедр и выделить помещение для кафедры школьной гигиены, которую давно уже нужно было иметь в ГИДУВе. Специальные лекции по строительству и оборудованию школ и по школьной гигиене систематически, из года в год, читал по моему приглашению для цикла жилищно-коммунальных врачей А. Я. Гуткин. Свои курсы школьной и общей гигиены он читал и циклу санитарных врачей.

Разумеется, для того, чтобы лекции по школьной гигиене для санитарных врачей могли быть обставлены наглядно-показательными материалами и могли проводиться надлежаще, необходима была организация кафедры с соответствующим помещением, штатом помощников и лабораторией. Всё это очень тщательно было обосновано в моём докладе в дирекцию. Со своей стороны дирекция вполне разделяла мои доводы, но Ю. А. Менделева [302], ревниво оберегавшая монопольное право Педиатрического института быть единственным очагом подготовки кадров для медико-санитарного обслуживания детских возрастов, успешно добивалась в Наркомздраве СССР отклонения проекта об учреждении в ГИДУВе кафедры школьной гигиены. Я смотрел на это, как на временную неудачу, и в проекте размещения гигиенических кафедр считал, безусловно, необходимым предусмотреть помещение для школьной гигиены.

Много труда было положено А. Г. Малиенко-Подвысоцким для составления эскизных проектов надстройки и перестройки гигиенического корпуса. Было, в конце концов, получено утверждение кредитов на строительное проектирование, но вся эта работа пошла насмарку в связи с войною, и теперь, через десятки лет, проект надстройки находится дальше от своего осуществления, чем когда бы то ни было раньше.

В 1940 г. настойчивее, чем в предыдущие годы, я прилагал все мои усилия в ленинградском НИИКХе, чтобы сдвинуть с мёртвой точки дело практического осуществления некоторых легко доступных мер по благоустройству жилых улиц и кварталов в Ленинграде. Директор Института И. М. Маврин согласился обойти со мной все жилые кварталы между Литейным проспектом и Лиговкой, и я на месте имел возможность показать полную практическую выполнимость закрытия ряда переулков и улиц (Озёрного пер., Ковенского, Митавского, Виленского и др.), включением их в укрупняемый квартал, и создания таким путём внутриквартальных садов и свободных озеленённых пространств. Легко было на месте убедить в полной возможности, не откладывая в долгий ящик, а фактически выполнить целую систему оздоровительных мер по реконструкции и благоустройству жилых районов города в интересах удобства жизни и поднятия здоровья населения. К сожалению, из-за войны до сих пор дело это не сдвинулось с мёртвой точки, а лишь перекрывается глыбою планировочного пустословия и краснобайства.