Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

26 декабря. Сегодня ночью электричества не было. Сон бежал от меня. Между прочим, пробегал мысленно все этапы моей жизни. Как складывалась моя личность: совокупность приёмов действия и поведения; и переживания, мысли, стремления, их сопровождающие. Сколько полных захватывающего интереса и драматизма положений! Сколько богатых содержанием встреч в жизни с людьми первого ранга — с драгоценными алмазами и самоцветами человеческого мира: Лукьянович, Анна Ник. Деген-Ковалевская, Ник. Александрович Огородников, Иван Васильевич Шулепников, Кокошкин, Пётр Иванович Куркин, Подвысоцкий Влад. Валериан, Савва Артемьевич Самофал и др. Писать систематические воспоминания или заметки — этого я не могу: неисчерпаем материал и, главное, у меня нет желания всё и все положения освещать и фиксировать. Этого я сделать не смогу. Есть слишком много событий, дел и явления, которых касаться или устанавливать и документировать не могу. Но всё же думаю, что следует завести отдельную папку для отрывочных моих некоторых воспоминаний и заметок.

28 декабря. Ни утром, ни днём, ни ночью не было электричества. При моём слабом зрении у письменного стола работать не мог. Обычный круг утренних работ в полной темноте (принёс дрова со двора, заправил печи, устроил место для сбора золы из печей на удобрения). Поражает выносливость и энергия Зиночки по отстаиванию нашей жизни от голодной смерти. При её болезнях она много раз и подолгу стоит в очередях. За 45 руб. купила на рынке 100 гр. хлеба. За такую же сумму с придачей двух пачек табаку — одну небольшую кормовую свёклину, из которой Любовь Карповна сварила сегодня свекольный суп, выменяла свои платья на 1 получку масла, была в ветеринарной лечебнице, купила 100-граммовую шоколадную плитку за 110 руб. с вещевой придачей, стояла на 20-градусном морозе часами в очередях. А в доме — атмосфера напряжённого страха и боязни взрывов слёз и рыданий у Любови Карповны. Она всё отдаёт нам: и свою часть хлеба (из 125 гр.!), и кусочки сахара и пр. Поэтому питание её особенно подорвано, а на почве нервной дистрофии — раздражённость, отсутствие торможения, лёгкая общая возбудимость — слёзы, рыдания, как в период голода 1919–1920 гг. Сегодня — при ослепительно красивой погоде — мороз до 17–20 градусов, иней, ещё свежий чистый снежный покров. Я оставался во дворе не только утром, но и днём: получал пенсию, был на почте, где, однако, открыток не достал; работал в сарае и пр. и, наконец, вечером — просто прикован был красотою зимнего неба с Венерой, Луной и Юпитером. Но такое пребывание на дворе обостряет чувство голода до невыносимости, до полного подавления способности владеть и управлять собою.

29 декабря. Утром — с 8 до 9 час. выполнял работы дворника. Затем ходил к Круглому пруду узнавать об очередях. Между бараками повсюду у входов вылиты помои и нечистоты. Очевидно, канализация замёрзла. Неуютно. Холодно. Мучает голод до совершенного отчаяния. Днём идти в город нет решимости и сил, но нет моральной силы переносить попрёки со стороны Любови Карповны, [так] что всё равно нужно идти в институты и там добиваться улучшения положения с питанием или с эвакуацией, или с чем угодно… Решил завтра пуститься в путь пешком, хотя и чувствую, что сил не хватит проделать марш в 20 километров и при том — бесцельно. Ни днём, ни вечером, ни ночью нет света. Ни писать, ни читать не удаётся. Систематически пересматриваю сохранившиеся в памяти обрывки событий и периодов за всю жизнь. До гимназии — отец, Яша, Вера, Лукьянович, Лукашевич, Мостищи, отец Антоний, отец Семён Слободской… 1 марта 1881 г. и т. д. Потом останавливаюсь на людях периода гимназии. Война 1877–78 гг., пленные турки. Милый дружественный «Осман-Паша», Чайковский, Закревские, Солодкий, дядя Миша.

Написал открытку Шафрану и большое письмо Лидиньке. Без света — тяжко. Окна зашиты досками для предохранения стёкол от осколков и взрывных волн.

30 декабря. Обычные работы в темноте. Затем с 10 до 12 — в очереди у Круглого пруда. Тщетное ожидание. Возвратился с пустым ведром. Гробы, смерти. В очереди и на улицах картины голодных, понурых, раздражённых людей и особенно ослабленных мужчин. Характерно, что пухнут, слабеют, падают и умирают больше мужчины, чем женщины. Результат уравнительного пайка, а мужчины и ростом, и весом больше женщин. Устал, хочется поесть. Радио бездействует. В 15.30 — неожиданная радость, зажглись электрические лампочки. Нужно спешить использовать свет: 1) написать письмо сестре Жене, Лёле, Вишневским; 2) подготовить для переписки страницы из «Мемуаров» И. А. Дмитриева; 3) тщательно пересмотреть текст и написать выводы к моей работе о детской смертности. Увы, тока не стало через четверть часа. Днём обрубил ветки ели для Любочки и Зиночки. Дом погружён в полную тьму, но среди ночи в 2.30 (уже, следовательно, 31 декабря) дан снова. Нужно подвести итоги по тетрадям 1941 года о выполнении и невыполнении, об остающихся на повестке дня работах и задачах по кафедрам.

31 декабря. Утро без света. Сумрачно, тяжко. Обычный круг работ. С 7 часов до 9 утра во дворе и по дому. В итоге — истекающий сегодня год принёс неизмеримые бедствия, ужасы, разочарования. Голодный и холодный мрак, нет желания подводить итоги.

Просмотрел том II — Geiger. Ursprung der menschlichen Sprache und Vernunft, 1872 (Т. I — 1868) [311]. Представляет интерес. Знал ли И. П. Павлов эти исследования о зависимости разума, рассудка от образования слов, когда он строил свою систему «сигналы сигналов», которые вырабатываются условными рефлексами, вторую сигнальную систему действительности? Ни утром, ни днём, ни вечером нет ни электричества, ни радио. Вода у нас, исключительно благодаря моему отоплению, не замёрзла. Новый Год — ёлка (срубленная мною ветка). Поражающая активность Зиночки, всё устроившей после того, как она пешком ходила в город. Сильная артиллерийская канонада. Гул и сотрясение. Ночью в 1 час (уже в 1942 году) появился свет. Что же остающееся в памяти оставил по себе жестокий, кровавый для нашей родины 1941 год, разметавший на тысячи километров моих детей [312], разбивший всю общественную жизнь, рассеявший и унесший друзей, близких, товарищей по работе? Что особенно необходимо исправить, доделать, восстановить в 1942 году?

Приятное лично для меня в первую половину года: 1) Выход под моей редакцией сборника по гигиене, посвящённого К. Н. Шапшеву; 2) Появление в «Советском врачебном журнале» моей статьи о старости; 3) Поездка моя в Выборг; 4) Удачно проведённый весенний цикл по коммунальной гигиене; 5) Мой доклад и лекция «Исторические параллели: Пироговское об[щест]во и Amer[ican] Publ[ic] Health Assoc[iation]».

1 января. В час ночи появилось электричество. Непрерывный гул артиллерийской канонады и рвущихся снарядов. Это не позволяет хотя бы на минуту забыть, что мы — в осаждённом городе, на фронте. Чувствую себя ослабевшим, изголодавшимся, в состоянии несвойственной мне депрессии, сомневаюсь, доживу ли до будущего года. Как бы то ни было, самое первое, перекрывающее все другие мои желания — чтобы 1942 год был годом полного и бесповоротного разгрома немцев, полного восстановления у нас социалистического строительства в 16 союзных республиках в границах мая 1941 г., а для меня лично — чтобы мне, пока ещё жив, увидеть вышедшей из печати в неурезанном виде мою книгу о старости.