Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Методологическая часть: Критика основных материалов, анализ степени полноты и надёжности всех данных о населении, о смертности, о заболевании, о туберкулёзе, об эпидемических заболеваниях, причинах смерти по диагнозам при жизни и патолого-анатомических вскрытий. Изменения полноты и надёжности данных по периодам с мая 1941 по разные сроки 1942 г. Обзор всего того: 1) что было сделано для охраны жизни и здоровья населения; 2) что могло бы быть сделано, но было упущено.

Важнейшим источником для определения изменений в численности населения должно быть изучение материалов по ежемесячной выдаче карточек. Это же изучение должно быть проведено и для определения количества питательных веществ.

13 января. Т. С. устроила приём меня в «дом отдыха» в «Асторию» через 1–2 дня. Принесла «Ленправду» за 10 января и печальные вести о полной остановке всего из-за недостатка горючего. Тяжёлая, мрачная картина замирания или уже даже смерти города вследствие осады, морозов, связанности личного (частного) почина.

14 января. Мороз — около -30 градусов. Мучительно хочется есть. Безнадёжно. Обычный круг работ во дворе. Сегодня нужно: 1) Подготовить все вещи для возможного отъезда в дом отдыха (?!) в «Асторию». 2) Отобрать книги и работы с собою. 3) Подготовить для Т. С. не переданные ей ещё оттиски. 4) Написать письма. 5) Наносить воду, наготовить дрова. День такой же бесперспективно тяжёлый, как и предыдущие.

15 января. Утром с 8 до 10 часов — дрова, вода, растопки, вынос грязи, уборка. С 10 до 12 окончательно подготовил всё к отъезду из дому в «Асторию», но транспорта нет. Томительное ожидание. Зиночка взяла у почтальонши на 15 мин[ут] «Ленправду» за 11 и 13 января.

Отобрал материал для работы «Исторические параллели: Пироговское общество и American Public Health Association». Всё, что возможно в Пироговском об-ве и общественной медицине — это, чтобы взять с собой в «Асторию», но, кажется, «Астория» только померещилась.

Ярчайшее проявление бюрократической связанности и воспитанной привычки ждать приказа, действовать по указке; в распределителях (лавках) вот уже три дня как получена мука (по 200 гр. на человека, крупа, масло и сыр) стоят на морозе (до -29 градусов) толпы в очередях и день, и ночь; но распоряжения о выдаче у заведующего нет, и умирающие (буквально!) от голода, уходят и опять приходят. Но заведующий не решается выдавать — не прислали предписания! Это результат недоверия к местным работникам, всесторонней опеки из боязни несоответствия людей системе. Нужно, чтобы война покончила с этой боязнью сверху всех низовых проявлений и почина, тогда откроются возможности использовать все местные и временные условия, силы, самодеятельность, почин, оборотливость и организационные и хозяйственные случайные, преходящие и меняющиеся конъюнктуры, — триада диалектического движения по развёртывающейся спирали.

Весь день и вечер — в бесплодном ожидании. Гул орудий. Темно, беспросветно. Неужели завтра то же, что и сегодня? Теперь уже мрут кругом не только мужчины, но и девушки. Женщины рассказывают, что хоронят по ночам, в городских скверах и садах, в траншеях и щелях, складывая умерших в два слоя.

16 января. В довершение всех бед — испортилась печь в моей комнате. Топить нельзя. Добавляется к страданию от голода ещё и неприятности от холода, а всё, что доносится извне — надвигающаяся смерть и омертвение.

17 января. Утром весь круг обычных работ. В 3 часа сантранспорт взял меня для доставки в госпиталь-оздоровитель для дистрофиков в «Астории». С большим трудом удалось дождаться Зиночку (из очереди), за ней ходила Любовь Карповна. Зиночка сопровождала меня. К 6.30 вечера доехали до «Астории». Помещён в палату для троих, вместе с очень отощавшим, уже умирающим. Получил обед. В этот день он был поразительный: на второе — котлета!

Одна общая комната — более тёплая, но всё же — жить можно только как на полюсе. Все в шубах, шапках, валенках. Так и ночью, не раздеваясь. К ночи погасло электричество и света уже больше не было. В совершенной темноте по незнакомым коридорам и лестницам. Ни воды, ни тепла, ни света. Очень много учёных разных рангов. Много профессоров-медиков.

18 января. Утром — темно абсолютно. Холодно. Очень голодно. Первый раз приём пищи утром только в 12 часов (одно яйцо, стакан кофе). Хлебом обвешивают (хлеб — 350 гр., масло — 40, сахар — 50, всё понемногу недовешивают; калорий: 700 + 365 + 405 = до 1470). Кроме того, 2 раза по рюмке вина — 30 кал[орий] + суп 100 кал[орий]. Кисель около 70 кал[орий], мясо или яйцо — 150 кал[орий]. Таким образом, весь суточный баланс равен 1830 кал[ориям], т. е. меньше «основной» потребности при полном покое и в тепле, а здесь в холоде круглые сутки при температуре около +2 — +5 градусов и спускаться 3 раза с 5 этажа в абсолютно холодную столовую.

Навестила меня Зиночка, оставшаяся для этого ночевать на Михайловской (где лопнула труба в ванной и затопила квартиру).

Софроницкий [314]играл вечером много — Шопена, Шумана, Скрябина… Сильно и с большим настроением. В особенности голод мучает вечером. Полная и абсолютная неспособность управления госпиталя хоть как-нибудь наладить дело — то гоняют отощавших, обессилевших людей вверх и вниз — на 15 м (следовательно, при среднем весе с тёплой одеждой и валенками 80 кг × 15 м × 2 = 7200 кг. метр совершенно излишней работы), то не умеют установить порядок получения пайка, неспособны даже наладить хотя бы по одной фитюльке на этаж — от лестницы, в качестве маячков и пр. и пр. Очень обострённые страдания от холода, от постоянного пребывания в тяжёлой зимней одежде, от нерегулярности и крайней скудности питания.

В общей комнате — как тараканы в полутьме, но при меньшем холоде, всегда с утра и до 11.30 вечера находятся 15–30 человек. Всего «оздоровляемых» — 180 человек в двух верхних этажах. В трёх нижних этажах — столовая и квартиры ответственных работников. Много общих разговоров. Проф. П. А. Останков — судебный психиатр. Проф. П. Н. Ласточкин проявляет интерес к моей книге. Проф. Шполянский — акушер-гинеколог. Общий осадок от первых суток — какое счастье было бы оставаться дома, в Лесном. Там — разумная, человеческая жизнь и систематическая, осмысленная, целенаправленная работа. Здесь — какой-то тяжёлый мир бессмысленного безделья, убивания своего и чужого времени среди теней отощавших, пассивных людей. Приятно одно — атмосфера отношений между собою и всего поведения и обихода ввиду высокого интеллектуального уровня «оздоровляемых» (оздоровляемых от полного голодания неполным голоданием и охлаждением), вполне культурная, никаких попрёков, нервных выходок, ни грубости, ни резкостей, ни своры. В этом отношении ничего лучшего ожидать нельзя.

Вечером в общей комнате у рояля Софроницкий. Рассказчик — известный артист Горин-Горяинов.