Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В целом, 1955 г. встаёт в моей памяти как год продолжающейся тяжёлой болезни после предынфарктного состояния и остающейся коронарной недостаточности и то ослабевающих, то вновь и вновь появляющихся стенокардических болей. Это нарушало привычный строй жизни, мешало обычным физическим работам, утомление после которых во всей предшествующей моей жизни вызывало затем устойчивое душевное состояние. Теперь всякий раз после работы в саду иди в огороде наступали нарушения работы сердца, стенокардия, и это заставляло отказываться от наружных работ и все более и более придерживаться комнатного существования. И вот именно в этот период большой интерес вызвала у меня тщательная работа по анализу огромных материалов демографической статистики, сгруппированных по 60–80 странам мира в изданиях Демографического ежегодника ООН за 1954–1955 гг.

С такой полнотой и детальностью материалы переписей и исчислений населения большинства стран мира и соответственно сгруппированных всех других демографических данных никогда ранее не были доступны для их систематического, год за годом, изучения. В то же время вспомогательное значение получали для меня исчерпывающие библиографические данные в «Population Index». Это издание, также как и Демографический ежегодник ООН, я выписал и получал через книжный отдел Академии наук. По-прежнему регулярно продолжал присылать мне извлечения из периодических статистических изданий и, особенно, из ежегодников отдельных европейских стран Ф. Д. Маркузон. Я был захвачен стремлением придать возможно более наглядное выражение глубоких обобщений, которые у меня складывались и всё более укреплялись на основании изучения новейших обширных демографических материалов. В самой общей форме мой вывод сводился к пониманию определяющего значения снижения детской смертности в результате общего роста культуры народов. Неизбежным демографическим последствием этого является большая жизнеустойчивость людей на последующих возрастных ступенях, что, в свою очередь, обусловливает всё более отчётливо вырисовывающийся в последние годы процесс оттеснения вымирания людей на возраст неизбежного старения и старости.

Область этих моих работ составляла содержание моего общения с многими моими сотрудниками по санитарно-гигиенической работе. Я пытался, хотя бы частично, отразить ход моих работ в статьях, направленных в редакцию «Статистических записок» Академии наук. По этому поводу я вёл оживлённую переписку с Ф. Д. Маркузоном и с Б. Ц. Урланисом, редактором «Записок», но, в конце концов, из-за отсутствия параллельных материалов по СССР статья моя не смогла появиться в печати.

Моя тетрадь для повседневных записей за 1957 г., как обычно, начинается перечнем не исполнившихся задумок на 1956 г. и мечтаниями и надеждами на желаемые достижения в 1957 г. «В истекшем 1956 г., — записал я 1 января 1957 г., — не осуществлено ни одно (!) из моих больших желаний и планов поездок (ни в Дерпт-Тарту, ни в Нежин-Козелец, ни в Киев, ни по Волге — в Куйбышев и Сталинград). Не побывал, но всё ещё не окончательно утратил желание и надежду осуществить эти поездки, пока ещё воспринимаю окружающий мир своими глазами, пока не совсем ещё „взор мой угас“».

Из небольших поездок я хотел побывать в 1957 г. у Любочки и Льва Андреевича Жаковых [381]и у Татьяны Степановны в Отрадном на Неве, а также в Зеленогорске, в Выборге, в Гатчине и Ораниенбауме. Из «роя мечтаний», которым я разрешаю веселить себя только в день Нового года, отмечу: огромным новым дополнительным побуждением к жизни и труду для меня было бы, в первую очередь:

1. Появление в печати моих воспоминаний о пройденном жизненном пути.

2. Печатание нового издания моей книги об удлинении жизни и деятельной старости и т. д.

Но и сейчас, когда пишутся эти строки (1960 г.), т. е. через 4 года, эти пожелания и надежды не стали достижениями и исполнившимися замыслами, кроме поездки в Тарту, к Любочке и в районный совхоз «Гранит».

В первые месяцы 1957 г. жизнь моя начала постепенно возвращаться ко всё более широкому общению с прежними товарищами по работе и со всё более расширявшимся кругом лиц, обращавшихся за консультацией по вопросам коммунальной гигиены, а также по вопросам выбора тем для диссертационных работ.

Однако совершенно неожиданно весь уклад моей жизни и работы был нарушен случайным падением при прогулке во дворе и происшедшим при этом переломе малой берцовой кости. Несколько дней прошло, пока на основании рентгеновского снимка был точно установлен перелом и положена гипсовая повязка. Очень много не только хирургической, но и дружеской помощи оказал мне молодой хирург-ортопед Анатолий Леонидович Капитонаки. На личной машине он несколько раз возил меня в больницу. Через несколько дней появились невыносимые боли под повязкой, которые заставили меня просить о временном снятии гипса. Вновь наложенная повязка лежала потом в течение месяца, и после её снятия, хотя и с некоторыми болями, пользуясь костылём, я уже мог выходить на кратковременную прогулку, ездил на машине в Ленинград и пробыл дня два на «Полоске».

В апреле предстояла сессия АМН. Эта сессия вызывала особый интерес в виду предстоящих перевыборов всего Президиума и выбора новых действительных членов и членов-корреспондентов Академии. Уклониться от поездки на эту сессию было очень трудно, но я не мог бы решиться на неё, если бы мне не предложила свою помощь Зиночка. Она не только взяла на себя все трудности организации самой поездки, но и сопровождала меня в Москву и в течение всей сессии — как на общих собраниях, так и на заседаниях Отделения гигиены — всегда была рядом.

Во время сессии в Минздраве состоялось специальное заседание под председательством Главного государственного санинспектора В. М. Жданова [382]по вопросу о ненужности многих санитарных стеснений, создаваемых ГСИ против более широкого развития земледельческих полей орошения. Мне кажется, что мои доводы и подробное освещение санитарно-гигиенических преимуществ почвенного обезвреживания путём сельскохозяйственного использования сточных вод вызвали некоторое изменение отношения к этому вопросу у В. М. Жданова, невзирая на упрямое и чрезвычайно настойчивое отстаивание стеснительных, ненужных санитарных ограничений со стороны ряда учёных и всей группы ГСИ.

Вспоминая о поездке в Москву в апреле 1957 г., я не могу не отметить с чувством признательности очень трогавшее меня внимание прежних друзей и близких людей. Приехав ранним утром 11 апреля в Москву, мы с Зиночкой были приятно удивлены и обрадованы тем, что на платформе нас ожидали Ирина Ивановна Полтавцева [383]со своею дочерью Ксаною. От неё мы узнали, что в зале ожидания на вокзале членов Академии ожидал уполномоченный, распределявший номера в гостинице и обеспечивавший машину для проезда.