Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В предыдущие два года я из-за болезни не приезжал на сессию АМН и теперь при открытии заседаний 13 апреля в Доме Правительства на набережной Москвы-реки, в том самом доме, где 10 лет назад, в 1947 г. проходил первый после войны Всесоюзный съезд гигиенистов, я впервые увидел и познакомился с новым Президентом АМН хирургом А. Н. Бакулевым. Его речью открыта была сессия. Он произвёл на меня большое впечатление своею простотой и сквозившей в его речи добросовестностью, с которой он, видимо, относился к своему высокому, ответственному положению Президента Академии. В перерыве между заседаниями по настоянию Г. А. Баткиса [384]я лично был представлен А. Н. Бакулеву и имел с ним беседу…

Приятно было в перерывах между заседаниями встречаться и обмениваться приветствиями с целым рядом учёных. С удовольствием повидался я с Н. Н. Петровым [385], с которым после прекращения моей работы в ГИДУВе в 1953 г. я не встречался. Невзирая на свой более чем 80-летний возраст, Н. Н. выглядел лучше, более здоровым, чем 4 года назад. Впрочем, он на мои слова об этом ответил мне таким же любезным комплиментом по моему адресу.

Очень трудно было во время сессии найти время, чтобы навестить Ф. Д. Маркузона. Только 17 апреля после заседания мы (я и Зина) приехали к нему. Мы застали у него врача поликлиники, который был вызван кем-то из соседей по коммунальной квартире из-за тяжёлого состояния Фёдора Давыдовича, который страдал от мучительных болей в области печени и упорной рвоты. Вечером мы уехали от него с чувством большой тревоги от сознания полного нашего бессилия облегчить положение больного. Уже по приезде в Ленинград я узнал о смерти Ф. Д. Маркузона 20 апреля. А в июне я с горечью узнал, что вскрытие показало ошибочность предположения, будто в основе болезни лежало раковое поражение печени. Сильные боли и неукротимая рвота вызваны были ущемлением в желчном протоке камня, застойными явлениями в печени и перитонитом. Оперативное вмешательство при таком положении могло бы дать положительный результат. Но операция не была произведена из-за ошибочного диагноза. Возраст Ф. Д., его привычка к систематическому упорному труду, его неисчерпаемая страсть к общению с людьми, к оказанию им деятельной помощи, могли бы обеспечить для него ещё многие годы плодотворной работы и жизни, которая оборвалась так скоро после его 70-летия.

По окончании сессии Академии мы в течение ещё одного дня оставались в Москве, чтобы я мог воочию увидеть все те новые достижения, которые произошли за годы моей болезни. Прежде всего, мы осмотрели строительство стадиона в Лужниках, который играет теперь в жизни Москвы такую большую роль. Я специально познакомился с устройством закрытых бассейнов, а также со всеми планировочно-строительными работами по обеспечению непосредственной связи района стадиона с новым мостом через Москву-реку для прямого соединения с обширными новыми районами на Ленинских горах и в окрестностях нового университета.

Мы ознакомились с огромным строительством в районе Сельскохозяйственной выставки. Оттуда мы проехали в теперешний город Бабушкин (прежний Лосиноостровский), чтобы навестить Полтавцевых. Район настолько изменился в связи с новым строительством, что мы с трудом нашли затерявшийся теперь между новыми улицами переулок с хорошо мне знакомым домиком Ивана Карповича и Марии Михайловны Полтавцевых. У калитки в этот дом стояла легковая машина «Москвич». Из-под неё в рабочем комбинезоне поднялась нам навстречу Ольга Ивановна Полтавцева. Она была занята спешным ремонтом своей машины. Я помнил её ещё маленькой девочкой 2–3 лет, всеобщей любимицей. Теперь это была цветущая женщина-инженер. При ремонте ей помогал сын лет двенадцати. Вместе со своей старшей сестрой — инженером-химиком, Ириной Ивановной, она жила в прежнем родительском домике, заполняя свой отдых работами в саду и огороде.

У нас уже были билеты на ночной поезд. Мы торопились, чтобы своевременно попасть в гостиницу и собраться к отъезду. Вечером по случаю первого дня Пасхи свободного такси мы найти не могли. К большому нашему облегчению в это время появилась Ольга Ивановна, приехавшая навестить нас перед отъездом. С уверенностью опытного шофёра она доставила нас без всякого опоздания на вокзал.

В начале 1957 г. возобновилось моё знакомство с Лазарем Ефимовичем Ривиным, начавшееся в Минске в 1926–1927 гг., когда я выезжал читать лекции в Минском мединституте. В послевоенные годы он несколько раз выступал в Гигиеническом обществе с докладом по важнейшим вопросам санитарного дела в Ленинградской области. По его инициативе я систематически выступал в областной санэпидстанции, которой руководил Ривин, по вопросам правильной организации санитарной статистики и организации исследования ущерба народному здоровью, нанесённого немецкой оккупацией Ленинградской области.

Теперь, когда я был оторван от повседневных забот и работ на кафедре и жил в некотором уединении в Пушкине, посещения Л. Б. Ривина доставляли мне радость. Он вводил меня в круг всех вопросов, которыми жила и волновалась «санитарная общественность» Ленинграда. Понятно моё огорчение, когда после нескольких его приездов было получено сообщение о его смерти от инфаркта миокарда.

В августе к нам в Пушкин приехала моя сестра Женя в сопровождении старшей своей дочери Маргариты [386]. И после операция катаракты, Женя в значительной мере всё ещё чувствовала себя лишённой зрения, так как не могла долго читать или писать и относительно трудно ориентировалась при передвижении на улице.

Я встречал Женю в Ленинграде на вокзале и уже тогда с полным пониманием переживал всю горечь так далеко зашедшего ослабления зрения. Новым в жизни Маргариты было полученное ею официальное уведомление о том, что при общем пересмотре дел периода «культа личности», и по личной просьбе писателя М. А. Шолохова, который дружил со всеми членами семьи моей сестры, погибший в 1938 г. муж Маргариты — Иван Терентьевич Клеймёнов, ученик Циолковского, начальник Газодинамической лаборатории и директор Реактивного научно-исследовательского института, полностью реабилитирован посмертно. И потому признана совершенно необоснованной и ничем не вызванной также многолетняя ссылка самой Маргариты, как жены погибшего. Ей возвращено было всё конфискованное имущество мужа, начиная от мебели и книг и кончая дачей в Удельной.

Маргарита трогательно ухаживала за матерью, но по нескольку часов ежедневно проводила в Ленинграде. Её вечерние рассказы о впечатлениях от встреч и экскурсий вносили много оживления в нашу жизнь.

Большую роль в моей жизни в последние месяцы 1957 г. занимала моя работа по редактированию сборника по изучению заболеваемости в Ленинграде по данным анализа статистических материалов о выбывших из стационаров за 1956 г. По моей просьбе авторы отдельных материалов приезжали ко мне, и при их содействии я знакомился со всеми проведёнными статистическими работами по подготовке сборника.