Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Несомненным крупным достижением в больничной помощи являлось резкое снижение в тот период общей летальности в стационарах до чрезвычайно низкого уровня по сравнению со всеми предыдущими периодами (с 4–5 % до 1–2 %). С точки зрения интересующего меня вопроса о падении в пожилых и старческих возрастах общей жизнеустойчивости очень убедительным представляется нарастание летальности при всех болезнях в возрастах старше 40–50 и более лет. В период моих работ по редактированию сборника руководителем Научно-методического бюро санитарной статистики стала по приглашению Ленгорздрава моя дочь 3. 3. Шнитникова. По её предложению я сделал доклад на собрания сотрудников Бюро с привлечением работников кафедр организации здравоохранения и врачей-статистиков городских учреждений о необходимости изучения детской смертности и о больших сдвигах в сторону её снижения в СССР и других странах.

Затем в Бюро прошло хорошо подготовленное специальное заседание, посвящённое памяти П. И. Куркина и его значению в первоначальном построении советской санитарной статистики. Заседание было приурочено к 100-летию со дня рождения Петра Ивановича. Основной доклад на нём сделал я. Я был рад встретиться на этом заседании со многими работниками в разных областях социальной гигиены в Ленинграде, которых не видел перед этим в течение нескольких лет.

В 1958 г. я продолжал поддерживать тесные отношения с санэпидстанцией Пушкинского района. Оттуда на моё заключение был передан проект застройки отдельными индивидуальными домами для рабочих Пушкинского совхоза территории по Московскому шоссе до Тярлева и дальше до реки Славянки, разработанный архитектурным отделом Ленсовета. Никаких видимых забот о создании наилучших условий для стока верховых вод, для устройства водоснабжения и канализации в этом проекте предусмотрено не было. Планировочное дело и понимание задач подлинного благоустройства за последние два десятилетия успеха не имели. Да и в самой СЭС интерес к этим вопросам совершенно заглох. Я вспоминаю о бесплодных моих усилиях в течение многих лет с помощью лекций, докладов и участия в заседаниях поднять уровень знаний по вопросам планирования, застройки и благоустройства г. Пушкина и его периферических районов у санитарных и коммунальных работников Пушкинского горсовета и СЭС.

В марте 1958 г. я совершенно неожиданно получил почтовую посылку с тремя экземплярами моей книги о продлении жизни и деятельной старости в переводе на чешский язык. Я впервые узнал из этой посылки, что издание это появилось в Праге в 1953 г. в переводе Марии Янатковой с издания АМН 1949 г. (338 стр.). Никаких указаний, откуда и кем были посланы мне эти три экземпляра, не было. Естественно, я испытал горькое чувство обиды автора в связи с таким полным пренебрежением к его несомненному праву на свой литературный труд. Разумеется, если бы я был своевременно осведомлён о готовящемся издании моего труда в чешском переводе, я бы внёс некоторые дополнительные пояснения, которые были необходимы через три года, протекшие со времени издания книги в Москве.

К весне 1958 г. состояние моего зрения вследствие продолжающегося развития катаракты обоих глаз настолько ухудшилось, что я полностью потерял возможность самостоятельно читать и делать какие бы то ни было заметки по поводу прочитанного. А между тем, потребность в непрерывном и регулярном поддержании интереса ко всей окружающей жизни и её отражению в литературе и, особенно, к систематическому поддержанию общения со специальным кругом книг и работ по областям знания, на которые простиралась моя общественная деятельность, у меня были настолько сильны, что я попытался обеспечить привычное ежедневное чтение мне вслух с помощью оплачиваемого сотрудника. Счастливая случайность помогла мне сделать в этом отношении исключительно удачный выбор такого человека. Недалеко от нашего дома в Пушкине поселился вышедший на пенсию после тяжёлой лёгочной болезни и перенесённого инфаркта врач-инфекционист Игнатий Борисович Коган. Круг его литературных и научных интересов оказался очень близким к моим научным запросам. С тех пор он регулярно в течение трёх часов ежедневно читал мне вслух всё, что появлялось в периодических изданиях Академии наук и АМН, а также в соответственных изданиях по гигиене, санитарной статистике, социальным и экономическим наукам.

Игнатий Борисович был человеком широкого диапазона интересов к знаниям во всех областях современной физики, экономики, философии и пр. Но прослушивание читаемого, разумеется, не могло заменить мне собственного чтения и непосредственного продумывания информации, а также записи возникающих при этом мыслей. Отсутствие привычных путей поддержания внутренней жизни и её слияния с жизнью широкого человеческого коллектива постоянно усугубляло мучительные мрачные настроения, характер которых отражает, например, одна из записей в моём дневнике: «Оглядываясь на свою жизнь, горько чувствую, что дни мои текут без всякого планового содержания — впереди никакой перспективы; как увядающая трава в поздние осенние месяцы, как листья, спадающие на замёрзшую землю, падают один за другим мои дни…»

Наиболее значительным событием в моей жизни в 1958 г. было участие в очередной сессии АМН, которая проходила не в Москве, а в Минске с 12 по 20 апреля. Мне было трудно решиться на поездку в Белоруссию: давали о себе знать и прошлогодний перелом берцовой кости, и ослабление зрения почти до полной слепоты, и постоянная боязнь возобновления стенокардических болей, и общая слабость. Во всяком случае, один я не смог бы поехать, но Зиночке удалось получить кратковременный отпуск, и она взяла на себя все хлопоты по обеспечению билетами на поезд, по устройству жизни во время пребывания в Минске и по сопровождению меня на заседания.

К поезду, который отходил в Минск в утренние часы, сопровождал меня на такси Андрей Григорьевич. Беспересадочный вагон до Минска отходил от Московского вокзала. В пути он находился 32 часа! В нашем купе кроме нас ехал ещё один пассажир. Это был инструктор физкультуры и спорта — некурящий и культурный человек. Из его рассказов во время пути я с большим интересом узнал об организации содействия со стороны советских учреждений более широкому развитию физкультуры и спорта в нашей Ленинградской и других соседних областях. К сожалению, из-за какой-то задержки в пути более чем на четыре часа, в Минск мы прибыли только поздно вечером.

Из-за восстановительных работ на вокзале поезд остановился на путях в расстоянии более километра от него. В полной темноте было очень трудно пробираться между рельсами с нашим багажом, а носильщиков никаких не было. Неожиданно неоценимую помощь оказал нам профессор Г. Н. Удинцев, также ехавший на сессию АМН в сопровождении одного из своих ассистентов. Пробраться в помещение вокзала было очень трудно, так как всё здание было в лесах, никаких сходней на перрон найти мы не могли. Под начавшимся сильным дождём пришлось пробираться на привокзальную площадь, но там не оказалось никакого транспорта. Удалось, однако, получить доступ в один из залов ожидания.