Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Так проходило время в клинике пока, наконец, не был назначен день моей операции. Во время самой операции после первой её стадии — иридэктомии — проф. Тихомиров признал необходимым перенести вторую стадию, то есть самое извлечение катаракты на более отдалённый срок. После тяжело перенесённого мною послеоперационного периода я воспользовался согласием Павла Ефимовича на продолжительную отсрочку второй стадии операции и вернулся из клиники домой.

В 1959 г. значительное место в моей жизни занимала переписка и общение с рядом лиц, приезжавших ко мне в связи с моим девяностолетием. Ко мне обращались то с запросами о получении от меня более или менее полного списка моих работ, то с просьбой сообщить те или иные справки о моём участии в разных этапах развития санитарно-гигиенической деятельности, в осуществлении планов различных изданий, в строительстве и в работе учреждений здравоохранения.

Пожалуй, на первом месте среди воспоминаний об этой стороне моей жизни в 1959 г. справедливо будет поставить личное знакомство и последующую активную переписку с профессором С. С. Каганом [394]. Ещё в начале года, во время проходившей в Ленинграде конференции по истории медицины, С. С. Каган навестил меня в Пушкине и высказал желание получить от меня материалы о моей общественной и научной деятельности, т. к. украинские организации и Украинское общество историков медицины поручили ему составить очерк моих работ в связи с 90-летием жизни и 65-летием деятельности, исполнявшимися в конце 1959 г.

Я вообще всегда был отрицательно настроен ко всякого рода чествованиям и юбилейным торжествам. И на этот раз я не преминул сказать об этом моём отрицательном отношении Кагану. Однако тот возразил, что, совершенно независимо от моего желания или нежелания, люди, изучающие историю развития советского здравоохранения, вправе ожидать не затруднений, а скорее помощи в их работах и исследованиях. Во всяком случае, я обещал, что постараюсь быть, в чём могу, полезным в их работе — предоставлением имеющихся в моём распоряжении сохранившихся материалов, записей, оттисков и списков моих работ.

С. С. Кагана я знал, как по его печатным работам (в частности, по его пособию на украинском языке по социальной гигиене), так и по встречам с ним на съездах и конференциях. В 1950 г. он выступил оппонентом мне при обсуждении моего доклада об итогах 25-летней деятельности Ленинградского отделения, в котором я был в течение всего 25-летия председателем. Не могу сказать, чтобы у меня оставались особенно приятные и располагающие впечатления от этих встреч. Но теперь в личной продолжительной беседе передо мною выступали иные черты личности, ранее не остановившие на себе моего внимания. Особенно мне было приятно слышать от С. С. Кагана очень благожелательные и согретые большим пониманием и отзывчивостью рассказы его о С. Н. Игумнове.

Говоря о С. Н. Игумнове, С. С. Каган обнаружил особую чуткость к пониманию тех трудностей, которые стояли перед тем в первый период становления советского здравоохранения. По моей просьбе С. С. обещал выслать мне написанную и изданную благодаря его содействию историю развития земского санитарного дела в девяти украинских губерниях. Обещание своё он аккуратно выполнил.

Нужно сказать, что в благодарность за присылку неизвестного мне раньше исторического труда о развитии земской медицины на Украине, я, в свою очередь, послал не только полный список моих работ, но и ряд оттисков некоторых из них. Одновременно я просил С. С. посмотреть в украинских библиотеках соответствующие главы моих «Очерков земского врачебно-санитарного дела», чтобы правильно представить себе иной подход к истории развития врачебно-санитарного дела у меня (на основе исчерпывающе полного статистического учёта учреждений и их деятельности) и у Игумнова, с особой полнотой прослеживавшего степень правильности взглядов у руководящих деятелей земской медицины в каждой губернии.

Однако я не смог послать С. С. мою книгу о долголетии и деятельной старости. Ни одного свободного экземпляра этой книги у меня не осталось. А переиздание её являлось лишь моим «pium desiderium» (благочестивым желанием). Но я рад был возможности послать имеющийся у меня экземпляр моей книги о волостном благоустройстве, изданной ещё в 1926 г.

Зато мне пришла мысль послать С. С. Кагану для прочтения и возврата затем мне рукописи первого тома моих записок и воспоминаний о пройденном жизненном пути. Очень скоро я получил ряд писем по поводу их от С. С. Кагана. В них я нашёл самое тёплое дружеское внимание и понимание, в которых, в конце концов, нуждается всякая человеческая деятельность.

В письме от 2 марта 1959 г. он писал мне: «Ждём от Вас с нетерпением биографических материалов, чтобы рассказать о Вас нашей молодёжи. Молодые гигиенисты знают Вас больше по линии коммунальной гигиены (от студентов, бывавших у Вас в Ленинграде на практике и от врачей-курсантов КИУВа по отзывам покойного А. Н. Марзеева и Д. Н. Калюжного), а надо бы в связи с возрождением социальной гигиены ближе познакомить их с Вашими работами по социальной гигиене, геронтологии и демографии».

В письме от 26 июля того же года С. С. Каган пишет: «…с удовольствием читаю Ваши искренние, полные жизни и неослабного интереса страницы. Но что бы Вы ни делали, где бы ни работали, в какой бы отрасли знаний ни читали бы лекций, Вы всегда остаётесь подлинным социальным гигиенистом в самом большом смысле этих содержательнейших слов… Нет советского здравоохранения без связи с предшествующей культурой…»

Из письма С. С. Кагана от 4 августа 1959 г.:

«…Вы показываете, как создаются социальные гигиенисты, как возникает и развивается социальная гигиена как наука и как область практической деятельности, как противоречив и как сложен путь у советского социального гигиениста…Ваш жизненный путь, дорогой Захарий Григорьевич, поистине замечателен. Я многому научился из Вашего жизненного пути. К сожалению, я ближе познакомился с Вами только недавно и не смогу в полной мере позаимствовать Ваш мудрый опыт. Но пропагандировать его я смогу и почитаю это своим прямым долгом… Убеждён, что это нужно сделать во имя науки, во имя торжества социалистического здравоохранения».

Когда в декабре месяце я получил по телеграфу приветствие по поводу моего 90-летия от проходившего в то время в Львове Всеукраинского съезда обществ гигиены и от Всеукраинского объединения историков медицины, я подумал, что инициатором этих неожиданных для меня проявлений дружеского внимания мог явиться С. С. Каган и поэтому направил ему выражение моей признательности за моральную поддержку. Только из его ответного письма я узнал, что на съезде украинских гигиенистов инициатива принадлежала не ему, а В. М. Жаботинскому [395]. В то же время С. С. Каган прислал мне текст доклада, сделанного им на съезде историков медицины. Из него я мог убедиться, как много труда затрачено было С. С. на проработку моих записок «о пройденном жизненном пути», а также и на анализ фактических материалов, заключающихся в моих работах и, разумеется, я испытывал при этом естественное чувство дружеской признательности. Всё же, значит, не совсем бесследно и напрасно затрачены усилия и работа на составление и продвижение в печать моих «трудов».