Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Однако постепенно Лёле всё же удалось уговорить меня побывать у известного офтальмолога — профессора Тихомирова — и посоветоваться с ним. Вместе с нею я был принят Павлом Ефимовичем у него дома. Обследовав состояние катаракты, профессор очень настойчиво посоветовал, не откладывая произвести операцию на правом глазу, который всё равно уже никакого участия в зрении у меня не принимал.

Я воспользовался его предложением и поступил к нему в клинику в конце мая. Нужно сказать, что при всём моём нежелании пользоваться какими-либо привилегиями в клинике, мне всё же были созданы максимально мыслимые удобства и преимущества: отдельная палата со всеми удобствами — настольной лампой и радиоприёмником и т. д. Мне оказывалось исключительное внимание при больничном уходе и особое внимание со стороны как самого профессора, так и врачебного и ухаживающего персонала.

Но и в этом положении передо мною отчётливо и ясно вырисовались некоторые трудности и тяготы, неизбежные при лечении в стационаре. Первой и основной трудностью, представшей передо мною, было отсутствие занятости, проблема, чем заполнить своё время, остающееся совершенно свободным после врачебной консультации и больничных процедур. Этот вопрос встал передо мною тем более остро, что ни читать, ни писать по состоянию зрения я не мог. Но как же все остальные заполняют это время? Если они и не лишены зрения, то не у многих есть и хватит настойчивости всё время отдаваться чтению. Они неизбежно начинают привыкать к чрезмерно долгому, часто совершенно не показанному постельному пребыванию, томятся скукой, сосредоточивают своё внимание на всяких болевых ощущениях или даже мнимых болях, или начинают приобретать привычки занимать время всякими пустыми разговорами и пересудами с соседями по палате.

Первые дни я пытался занимать своё внимание восстановлением в памяти литературных произведений, затем отдельных отраслей тех знаний, на которых особенно было сосредоточено раньше моё внимание, или на разных разделах курса той или иной науки. Это хоть несколько смягчало страдание от вынужденного безделья. Естественно, что моё внимание привлёк к себе весь вопрос о создании атмосферы занятости больных при помещении их в стационар, который у нас так мало привлекает к себе внимание клиницистов и всех вообще больничных врачей.

Гиппократ в своей обращенной к врачам статье «О благоприличном поведении» (ГИЗ, 1936, избр. тр.) говорит, что «где нет праздности, там нет и проистекающего из неё зла, ибо праздность и ничегонеделание ищут порочность и влекут её за собой. Напротив того, бодрость духа и устремление ума к чему-либо, приносит с собой нечто направленное к укреплению жизни».

В течение многих лет — с 1946 по 1952 гг. — я ежегодно по предложению дирекции Ленинградского института для усовершенствования врачей читал для всех циклов, как клинических, так и теоретических, лекции по гигиене больничного дела. В этих лекциях я, между прочим, останавливался и на вопросе значения для успеха лечения в больнице тщательного продумывания системы занятости больных. Так же, как организуется хорошо продуманная система питания больных и их лечение, так необходимо индивидуально для каждого из больных разработать круг мероприятий по достаточной занятости, дабы они не сосредоточивались на своей болезни. Как известно, в больничном деле некоторых зарубежных стран вопрос о занятости больных уже давно вошёл в повседневный обиход больничного уклада жизни.

В чём могли бы выразиться попытки более широкой постановки этого дела у нас? В практике детских больничных отделений уже осуществляются учебные занятия по школьной программе в случаях длительного отрыва ребёнка от школьного обучения, чтобы пребывание его в больнице не привело к отставанию от класса. Наряду с лечением организуются необходимые в условиях восстановления здоровья занятия физкультурой.

Несомненно, по примеру детских больниц аналогичные меры могли бы быть организованы и для больных всех других возрастов в направлении, прежде всего, усвоения ими знаний и навыков, полезных с точки зрения сохранения и укрепления здоровья и для оздоровления быта. На проводимых в определённые часы занятиях можно было бы преподавать больным начатки гигиенических знаний, знакомить их с мерами по оздоровлению быта и по личной гигиене.

Для некоторой части больных могли бы назначаться работы по уборке помещений, по уходу за комнатными растениями, за наружными цветочными посадками. Без особых затруднений для женских отделений могли бы быть выделены часы обучения и работы по шитью простейших принадлежностей детской одежды, починке больничного белья, вышиванию, вязанию, изготовлению некоторых мягких больничных принадлежностей. Для молодёжи возможно обучение переплётному делу, элементам рисования и чертёжных работ.

Этот ход мыслей я привожу здесь в качестве примера того настойчивого обдумывания, которым я пытался заполнить моё время и тем самым ослабить чувство мучительного томления от отсутствия личной занятости в положении принудительной «праздности». Я боялся, что пребывание в глазной клинике затянется. Но, к счастью, уже со второго-третьего дня после госпитализации задача заполнения моего времени была совсем устранена. Пользуясь разрешением профессора П. Е. Тихомирова, меня систематически стали навещать мои дочери, родные и ближайшие сотрудники. Причем на деле оказалось, что со мною оставались, читая мне вслух журналы, газеты и другие материалы, всё время, пока не наступали часы сна. Кроме пребывания у меня постоянно сменяющих друг друга родных, меня навещали каждый день мои прежние товарищи по учебно-преподавательской деятельности в институте, ныне заведующие кафедрами в нём: гигиены детства — А. И. Гуткин, эпидемиологии — В. А. Башенин, пищевой гигиены — М. 3. Аграновский, коммунальной гигиены — А. И. Штрейс. Бывала у меня и зав. кафедрой организации здравоохранения доцент А. П. Махненко.

Меня живо интересовали все вопросы, волнующие сотрудников института в связи с новыми запросами подготовки санитарных врачей. Удалось продолжать также и постоянную мою работу по разработке санитарно-статистических материалов и по геронтологии благодаря продолжавшейся и в больнице помощи мне в этом Т. С. Соболевой. Кроме того, навещали меня и некоторые из приезжавших в Ленинград участников специальных гигиенических конференций. В том числе были у меня И. Д. Страшун, Г. А. Баткис. В беседе с последним я изливал все мои огорчения по поводу полного отказа мне в сведениях о судьбе посланных в АМН для печатания моих трёх очерков об общих закономерностях в ходе новейших демографических процессов. Помню, меня особенно огорчало полное безучастие к моим волнениям по этому поводу Г. А. Баткиса. Много позднее я с изумлением узнал, что именно у него и находились мои работы.