Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В конце письма Л. Г. Лекарев сообщал, что направляет своего аспиранта в Ленинград для ознакомления с переданными в Отдел рукописей Ленинградской государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина четырьмя книгами моих «Воспоминаний о пройденном жизненном пути», а сам собирается навестить меня во время летних каникул.

В письме от 24 марта 1964 г. Л. Г. Лекарев писал:

«С некоторым запозданием хочу сердечно поблагодарить Вас за очень интересную и нужную для меня статью „Об основном неразрешённом вопросе земской медицины“… О многом я, к сожалению, не знал, а должен был знать… В частности, повинен, как и многие другие представители старшего поколения, в неправильном освещении истории социальной гигиены. Оказывается, советская социальная гигиена начала свою историю не с 1922 года, а с 1919, и честь первого лекционного курса принадлежит Вам! Я от души поздравляю Вас с этим и постараюсь сделать всё необходимое для правдивого освещения истории нашей дисциплины. Начало этому я уже положил во вступительной лекции этого года.

Все Ваши труды записаны в кафедральную картотеку и, разумеется, взяты на вооружение.

В последние дни работал над статьёй для международного журнала „Здравоохранение“, посвященной столетию земской медицины. Очень пригодились мне Ваши статьи, подводящие основные итоги полувекового её развития… Мне очень хотелось отдать должное заслугам земских врачей, объективно оценить достижения земской медицины, её важное значение в истории нашего здравоохранения и, вместе с тем, не впасть в другую крайность, избежать идеализации…».

Вслед за тем Л. Г. Лекарев дополнительно просил оказать консультативную помощь направленному ко мне ассистенту А. М. Голяченко, которому он поручил тщательно ознакомиться с материалами по развитию сельского здравоохранения в земский период и в первые годы советской власти, которые можно было бы извлечь из моих книг, записок и «Воспоминаний о пройденном жизненном пути».

А. М. Голяченко работал в Ленинграде над машинописным экземпляром моих «Воспоминаний» в Отделе рукописей Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, а также у меня дома над материалами моего личного архива в июне и июле 1964 г. Готовясь к киевскому симпозиуму по геронтологии, Л. Г. Лекарев писал в сентябре 1964 г., что у него возникла мысль о необходимости переиздания моей книги «Удлинение жизни и деятельная старость» ввиду полного её отсутствия в течение последних десяти лет на книжном рынке: «Снова очень внимательно перечитал Вашу книгу и снова восторгался ясностью Вашей позиции и глубиной аргументации. Мне очень хочется напомнить читателю об этой необычной книге, тем более что в этом году совпадают две юбилейные даты — 95-летие автора и 15-летие с момента выхода второго издания…»

В письме, полученном мною 26 ноября того же года, Л. Г. Лекарев настойчиво советовал мне не откладывать, а теперь же заняться подготовкой нового расширенного издания моей книги об удлинении жизни: «Очень обрадован присланными рецензиями и, особенно, Вашим решением готовить новое расширенное издание. Это очень и очень нужно. И на VII республиканском съезде гигиенистов УССР, и на пленуме правления Всесоюзного общества гигиенистов, и на республиканской историко-медицинской конференции во Львове, откуда я недавно вернулся, — всюду тепло вспоминали о книге и её маститом авторе. Я писал уже Вам, что собираюсь напомнить о ней медицинской общественности через медицинскую газету. Статью, наверное, поместят в начале декабря, с учётом Вашего дня рождения. Надеюсь, что на сей раз, редакция газеты будет более милостива…»

‹…› В течение многих уже теперь лет, протекших после написания «Записок о жизненном пути», я не могу из-за потери зрения при случае просматривать их и попутно вносить некоторые замечания, редакционные дополнения и поправки с точки зрения критической оценки, обусловленной изменением моего отношения ко всему тому, что было отражено прежде. Так, например, теперь я бы непременно высказал горькое сожаление по поводу того, что в период учёбы в Дерптском университете я не уделил достаточного времени для овладения необходимыми разделами высшей математики, дифференциальному и интегральному исчислениям, теории вероятности и пр. Или, оставляя работу в Ново-Ладожском уезде и переходя к более интенсивной деятельности в Санкт-Петербурге, я не использовал возможность во время работы в Новой Ладоге пополнить свою общую подготовку освоением английского языка, хотя именно там и тогда это легко можно было осуществить с помощью жившего по соседству англичанина и т. д.

В последние годы, вследствие полной потери зрения и резкого сокращения непосредственного общения с разными научно-общественными организациями и коллективами, всё большее значение для меня приобретает систематическое ознакомление с вновь выходящими литературными, научно-исследовательскими и отчётными материалами. Подводя итоги жизненного пути за 1962–1963 гг., я выделил мои волнения и переживания, вызванные ознакомлением с такими книгами, как труды Дюбуа, как издания «Демографических ежегодников ООН» и др. В 1964–1965 гг. глубокие волнения и длительное сосредоточение внимания вызвали книги: «Люди, годы, жизнь» И. Эренбурга, «Спиноза» и «Кампанелла» М. Беленького, «Кармелюк» В. Канивеца, «Толстой» В. Шкловского, «Достоевский» и «Пушкин» Л. Гроссмана.

Из перечисленных книг особенно мучительным было познание беспредельности и бесчеловечности истязаний людей изуверством католической инквизиции по отношению к Томазо Кампанелле за его изображение возможной светлой и правдивой жизни в «Городе солнца» и такое же точно, не знающее никаких границ мучительство в течение многих десятков лет Кармелюка помещиками и властями за его скромное стремление обеспечить крепостным людям некоторые начатки личной свободы и человеческих прав.

Знакомство с книгой о Кармелюке оживило в моей памяти давние детские воспоминания о песнях, которые пели «лирники» на ярмарках и базарах на Украине, в Черниговщине. В них Кармелюк воспевался как народный мститель за мучительства помещиками дворовых крепостных людей. Запало в память мне из песни о Кармелюке, которую я слышал в нашем селе (Скрипчин Остёрского усада), место о встрече его с преосвященным. От окруженного соратниками Кармелюка архиерея он кратко требует: «Давай, давай тыи гроши, що мы у тэбе знаем. Давай зараз, мы их посчитаем…». Как известно, Кармелюк на Волыни забирал деньги и тотчас же возвращал их тем, у кого они были отобраны или награблены помещиками, попами или чиновниками.

Если бы я мог вернуться к работе над моими машинописными записями, то теперь я бы тщательно продумал выделение в особые главы либо очерки в каждой книге воспоминаний полного списка литературных источников и специальных записей, которыми я пользовался в дополнение к моим личным воспоминаниям, а также попутно составлял бы предметный указатель и указатель имён для помещения в конце книги.