Po Smith - Внутри сосуда. История о скрытых возможностях мозга и чудесах нейропластичности

– Ну что там еще? Опять напился? Мам, да оставь ты его в покое, к утру проспится и будет в норме.

– Катя, посмотри! – закричала Вера. – Его рука не работает! Звони в скорую!

Роман закрыл глаза, попытался успокоиться, сделал глубокий вдох… «Так. Что было дальше? – Мысли копошились в его голове. – Черт, черт, черт! Помню, голова раскалывалась и кружилась так, что все вокруг постоянно находилось в движении. Тошнило страшно. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. Все тело болело и как будто наполнилось свинцом: не было сил пошевелиться. В какой-то момент мне показалось, что это все. Конец. Это было слишком больно и тяжело… Потом помню, приехала бригада… Фельдшер в грязном, мятом халате, с неприятным и страшно уставшим лицом начал спрашивать, сколько мне лет, чем болел, есть ли гипертония. Потом холодными и липкими руками стал трогать мои ноги и руки, спрашивать, где я чувствую, а где – нет».

Ему вспомнилось странное ощущение, что трогали его только с одной стороны – левой, а с правой почему-то нет. Затем его просили сжать руки в кулак. Он не смог. Поднять сначала одну, затем вторую ногу. Левую он с трудом поднял, а правая осталась неподвижной. После дочь побежала к соседям, несмотря на то что уже было два или даже три часа пополуночи: фельдшер сказал, что нужна госпитализация. «Господи, до чего мерзкое, холодное слово, – подумал Роман. – Оказывается, если тебя надо нести и ты живешь выше первого этажа, придется искать соседей-мужчин, чтобы они помогли донести твое пока еще живое тело до скорой».

Он вспомнил, как неловко себя чувствовал, когда увидел насмешливое и заспанное лицо Лехи из сорок первой квартиры, удивленное и встревоженное лицо уже пожилого, но еще крепкого Василия Андреевича из пятьдесят шестой. Порой в экстренных ситуациях выручают люди, которых ранее ты не замечал. Хотя с Лехой лет пятнадцать назад он еще общался, но сейчас их пути совсем разошлись.

«А хорошо мы вчера отметили все-таки мое повышение, – резко сменил он тему у себя в голове. – Ну все, теперь я капитан Роман Викторович Мерцаев. О-о-о… Звучит волшебно. Теперь нормально заживем. Сможем помочь дочери взять ипотеку, родителей поддержим. Да и вообще планов много. Скоро лето, отремонтируем забор на даче. Да и квартиру не помешало бы обновить. Уж сколько лет прошло с ремонта? Семнадцать, наверное…» Роман продолжил размышлять обо всем, но только не о причине нахождения здесь. Этих мыслей он стал избегать.

Его кровать располагалась у окна в углу, откуда открывался вид на всю палату. Еще четыре кровати стояли слева вдоль стены, и еще три – прямо перед ним. Все кровати были заняты, кроме одной – у двери. Рано утром он краем уха услышал, что сосед ночью «отбыл». Верхняя часть стен была выкрашена белым, а нижняя – ужасным зеленым цветом. «Кому все-таки могло прийти в голову красить стены в такой тошнотворный, депрессивный, унылый цвет? Уже только глядя на эти стены и на кое-где отклеивающуюся штукатурку, можно заболеть».

Между кроватями стояли тумбочки с мониторами, мерно пикали какие-то датчики. «Довольно мрачный вид. Как, черт возьми, меня, такого здорового, крепкого, нормального мужика в самом расцвете сил – ведь всего ж пятьдесят четыре исполнилось месяц назад, – могло занести в такую дыру? Да, вчера было ужасно: тошнило, голова болела, слабость, невозможно было руками пошевелить, чувствовал себя как девяностолетний старик. Нет, если люди в девяносто лет себя так чувствуют, я так жить не хочу. Так долго вчера ехали. Вера плакала. Они с фельдшером о чем-то тихо говорили, я не расслышал. Все кочки чувствовал спиной и головой. Когда же в этой стране будут нормальные дороги? М-да… Когда довезли наконец до больницы, фу-у, раздели, туда вставили трубку… Да, это я помню, больно было. Так, черт побери!» Роман попробовал приподнять одеяло правой рукой. Она совсем не слушалась. «Отлежал, что ли?» Попробовал поднять левой. Под одеялом виднелись трубки и висящий пакет. «Да, действительно вставили мочевой катетер. Ну ладно, это еще ничего, а вот рука… совсем не работает, не шевелится. Черт, ни пальцы, ни кисть, ни локоть, только слегка плечом могу подвигать». Романа бросило в холодный пот, сердце бешено застучало. «Нет… Этого не может быть». Он захотел согнуть ноги в коленях, но смог подтянуть только левую ногу, правая осталась лежать.

«Нет, нет и нет! Так быть не может. Это не для меня…» Роман судорожно стал ощупывать правую половину тела, трогать правую ногу, и мысль, которую он так старательно все это время гнал от себя, начала подбираться.

Он часто на службе сталкивался лицом к лицу с опасностью и действительно страшными ситуациями. Вспомнил, как они с товарищем приехали на место преступления и в полуразрушенной квартирке на первом этаже, служившей притоном для местной наркоманской публики, обнаружили мать, уже давно холодную от передоза, и в руках у нее окоченевшего ребенка трех-четырех месяцев. Малыш замерз из-за разбитого окна. И ведь наверняка надрывался, но никто из соседей так и не позвонил, никого не вызвал. Они тогда стояли и не знали, с чего начать, что делать, как с этим теперь жить. С другой стороны, на такой работенке каждый может хоть десять таких историй рассказать за столом под горяченькое.

Но все эти мысли быстро пронеслись в голове Романа и исчезли. Он стал гладить правую ногу, которая на ощупь казалась холодной, немного липкой, твердой и мягкой одновременно, но, главное, чужой, совсем-совсем чужой. Кусок желтого холодного мяса, чужого мяса. «Я совсем не чувствую ноги». В голове застучало. «Нет, нет… Такое может быть с кем угодно, но только не со мной. Я еще слишком молод, ничем особо не болею. Подумаешь, немного давление поднимается. А у кого нет? И рука… Рука не работает. Ни туда, ни сюда. Черт возьми, да как же так?! Почему я? Почему так несправедливо?.. Да нет, это все временно, все отойдет. Просто надо подождать… – Роман пытался себя успокоить. – А если нет?» – И в голове понеслось: «А как же работа? У меня же куча дел незакрытых, и теперь повышение. Нет, мне на работу пора. Нельзя же вот так мясом лежать. А Вера? Как же она будет одна? А дочь? Что же делать? Выходит, забор не починить к лету? Нога как чужая, мертвая, не моя… Неужели это конец?»