Монти Лиман - Сафари по коже. Удивительная жизнь органа, который у всех на виду

Цвет кожи зависит от типа и концентрации меланина в ее миллиметровом внешнем слое. Удивительно, как это может быть причиной расовых войн.

Тонкая настройка уровня меланина в коже во время этих миграций подарила человеческой расе прекрасное и уникальное разнообразие цвета. Широкие просторы вариантов цвета кожи – результат количества разных генов, регулирующих разные типы меланина. У людей со светлой кожей вырабатывается больше красно-желтого феомеланина, (который также окрашивает губы, соски и рыжие волосы), а у темнокожих выше уровень черно-коричневого эумеланина, которого на самом деле в человеческой коже больше. Меланоциты покрыты крохотными молекулами, которые называются меланокортин-1-рецепторами (MC1R), и при их активации клетка снижает выработку феомеланина и замещает его эумеланином. У большинства людей с рыжими волосами, белой кожей и веснушками ген MC1R мутирован и рецептор не работает. Такая мутация была выгодна для людей, переселившихся в Северную Европу с ее низким уровнем ультрафиолета, и до сих пор очень распространена, особенно у людей с кельтским происхождением.

Но даже наша адаптирующаяся кожа недостаточно быстро подстраивается под глобализацию. Сегодня за несколько часов можно преодолеть расстояние, к которому кожа адаптировалась тысячелетиями. Светлокожие европейцы, в недавней истории переехавшие в регион с высоким уровнем УФ (например, в Австралию), или регулярно посещающие солнечные страны, намного больше рискуют получить рак кожи. И наоборот, мигранты с темной кожей, перебравшиеся в северные широты, чаще страдают от остеопороза, мышечной слабости и депрессии, которые следуют за недостатком витамина D. Пожалуй, самый известный пример такой миграции – насильственное перемещение около двенадцати миллионов африканцев в Северную Америку во времена трансатлантической работорговли. Как самый социальный орган, кожа также показывает человечество с худшей стороны, и она носит шрамы истории. Кожа – это ограда по периметру, отделяющая нашу внутреннюю сущность от внешнего мира, определяющая нас и не подпускающая к нам других. Это также самый заметный орган. Это делает кожу социальным оружием, которое используют две силы, которые отравляют человеческое существование: поиск идентичности и желание власти.

Кто я? В чем моя цель? Где в этом мире мое место? Один из фундаментальных способов осознания своего существования – это то, как мы воспринимаем другие вещи – и других людей – и то, как они отвечают нам. Определить свое «я» – значит, определить «других». Немецкие философы, в том числе Гегель и Гуссерль, посвятили свои жизни попытке понять и объяснить отношения между нашим сознанием и восприятием окружающего мира. Их подход привел к концепции «других» – процесса, определяющего других как отличных от нас в нашем развитии самосознания. К группам людей это также относится. Обрабатывать информацию в виде отдельных категорий неизмеримо проще, чем иметь дело со всей сложностью реальности. Так что мы создаем концепцию «себя» и, с помощью шуток и оскорблений, легко наделяем «других» негативными стереотипами.

Польский социолог Зигмунт Бауман утверждал, что такая групповая идентификация создает бинарные, противоположные категории – животное и человек, чужак и местный, они и мы – заключение, почти наверняка сформированное пережитым его еврейской семьей опытом нацистского геноцида. Вражда между разными племенами и народами характеризует человеческое взаимодействие с древнейших времен, от евреев, дистанцировавшихся от иноплеменников, и греков, противопоставлявших себя варварам. Но «колоризм» – расизм в смысле цвета кожи – усилился в шестнадцатом и семнадцатом веках. Эра великих географических открытий, с появляющимися империями и зарождающейся работорговлей, поддерживалась псевдонаукой и таксономией, старающейся оправдать расизм. Сфера физиогномии (буквально – «оценка природы», и сейчас термин полностью дискредитирован) заявляла, что измерение физических характеристик может выявить характер. Иронично, но современные исследования генетики цвета кожи поддерживают преобладающий научный и антропологический консенсус о том, что люди биологически являются одной расой [338] Yudell, M., Roberts, D., DeSalle, R. and Tishkoff, S., ‘Taking race out of human genetics’, Science, 351(6273), 2016. pp. 564–5 . Исследование 2017 года обнаружило, что многочисленные вариации генов, осветляющие или затемняющие кожу, восемь из которых исследование рассмотрело, распространились по всему миру и неравномерно распределились среди разных групп предков, объясняя, например, разнообразие цветов в африканских этнических группах [339] Crawford, N. G., Kelly, D. E., Hansen, M. E., Beltrame, M. H., Fan, S., Bowman, S. L., Jewett, E., Ranciaro, A., Thompson, S., Lo, Y. and Pfeifer, S. P., ‘Loci associated with skin pigmentation identified in African populations’, Science, 358(6365), 2017. p.eaan8433 . Миграции людей перемешали эти гены, и палитра цветов кожи в различных регионах и этнических группах сильно варьируется, превращая кожу в плохой способ определения происхождения, не говоря уже о неподдерживаемой идее биологической расы. Когда в Южной Африке закончился апартеид (буквально «разделение») и в 1994 году состоялись первые демократические выборы, Десмонд Туту описал страну как «радужную нацию». Биологическая реальность физической кожи сообщает информацию нашей социальной коже. Это перекликается со словами Почетного архиепископа, призывавшего радоваться индивидуальным генетическим вариациям, оставаясь единым человечеством.

Таксономия – учение о принципах и практике классификации и систематизации сложноорганизованных иерархически соотносящихся сущностей.

Разделяющая сила кожи распространяется не только на пигментацию. В средневековой Европе кожные болезни карикатурно изображались у недоедающей бедноты с одной стороны, и у грубой, красной кожи пресыщенной элиты – с другой. В конце восемнадцатого века, когда начали заселяться промышленные города, кожа вскоре стала полем битвы среднего класса, маркером здоровья и социального статуса. Историк медицины Ричард Барнетт утверждал, что во время промышленной революции «высокие воротники и длинные юбки скрывали больше, чем буржуазная скромность». Они прятали внешние сигналы, указывающие на внутренние болезни. «Зуд», который, скорее всего, в большинстве случаев был чесоткой – очень распространенной болезнью в Британии восемнадцатого века – считался признаком как бедности, так и морального падения [340] Roncalli, R. A., ‘The history of scabies in veterinary and human medicine from biblical to modern times’, Veterinary Parasitology, 25(2), 1987, pp. 193–8 . Это не просто история; я помню ответ пациентки средних лет и среднего класса, когда я диагностировал у нее чесотку: «Это так стыдно – я не должна была ей заболеть».