Монти Лиман - Сафари по коже. Удивительная жизнь органа, который у всех на виду

Пожалуй, самое заметное окно к религиозной силе кожи можно увидеть на алтарной стене Сикстинской капеллы, в «Страшном суде» Микеланджело. Ближе к центру этой огромной фрески, с надеждой глядя на Иисуса, сидит святой Варфоломей. В одной руке он держит нож, которым его свежевали и пытали, а другая рука сжимает обвисшую, пустую кожу. При более внимательном рассмотрении открывается загадочная оптическая иллюзия – в дряблых складках кожи святого Варфоломея угадывается, возможно, единственный автопортрет Микеланджело из всего его творчества. Но почему мастер отобразил себя на этой уродливой плотской оболочке? В неверном ландшафте Страшного суда Микеланджело надеется, что Христос проявит милость к нему; Святой Варфоломей преподносит только ту часть тела художника, по которой его можно будет узнать, когда он будет в раю искать новое тело. Это то же самое убеждение, что у «воинов-тигров» Нага, которые считают свои татуировки своим единственным имуществом, потому что они – единственное, что добавлено к их ощущению себя, и единственное, что можно забрать с собой в загробную жизнь. Тело, лишенное кожи, подобно статуям-экорше в начале книги, напоминает человека, но не личность. Кожа – это синоним души. Религия показывает, что, даже лишенная жизни и отделенная от тела, кожа остается нашей сутью.

СТРАШНЫЙ СУД

Даже для нерелигиозных людей кожа остается глубоко философским предметом. У нее есть ощущение божественного, и все мы ощущали что-то сверхъестественное на коже; румянец смущения, неописуемое сексуальное прикосновение и непроизвольные мурашки при прослушивании прекрасной музыки – это всего несколько способов из тех, которыми кожа возносит нас к высотам. Поскольку кожа переплетена с самой нашей сущностью и служит посредником в отношениях внутреннего и внешнего, она принимает формы, очень отличные от своего физического вида [363] Benthien, C., Skin: On the Cultural Border Between Self and the World, Columbia University Press, 2002 . Люди долго размышляли о сверхъестественном значении кожи, и, чтобы кратко рассказать суть этих важных размышлений, мы можем призвать на помощь троих французских философов.

Дидье Анзье, один из великих психоаналитиков, посвятил большую часть жизни концепции «кожного эго». Он утверждал, что поверхность тела – неотъемлемая часть функций разума. Анзье пытался облечь в слова символическую кожу, которая, по нашим представлениям, окружает нас. Так же, как физическая кожа обернута вокруг тела, у нас у всех есть представление о коже как о своего рода психической оболочке, обернутой вокруг нашего ментального состояния. Надстраивая концепцию эго, созданную Зигмундом Фрейдом, Анзье описывает кожное эго как «ментальный образ, который Эго ребенка использует на ранних стадиях развития, чтобы представить себя как Эго, содержащее психическое содержание, на основе опыта, полученного поверхностью тела» [364] Anzieu, D., The Skin-Ego, Karnac Books, 2016 . Абстрактная концепция Анзье отражает функции физической кожи: кожное эго содержит наши мысли и чувства, защищает нас от чужих идей и эго, общается с миром, инициирует сексуальные чувства и отделяет нас как индивидуальности. Ребенок практически не понимает, где заканчивается его тело, ограниченное кожей, и начинается другой человек; он часто ощущает, что у него с матерью одна кожа на двоих. По мере развития ребенка у него появляется понимание его существа, содержащегося в собственной коже, и из этого следует появление личности и индивидуальности. Теперь, когда ребенок приобрел «кожное эго», он способен переводить физические ощущения кожи, чтобы понять свою собственную психологическую структуру. Это прикосновение любящее или причиняет боль? Способность интерпретировать отмечает момент, когда у ребенка появляется и физическая, и психологическая кожа. Помимо идеи оболочки, Анзье верил, что благодаря кожному эго появляются две дополнительные функции – защита и запись. В первую очередь кожа определяет нас как выраженные индивидуальности, а во вторую – позволяет этой индивидуальности общаться с другими.

Скорее абстракция, чем научное понятие, кожное эго – необходимая концепция по отношению к спектру расстройств личности, при которых болезни кожного эго отражают болезнь личности. У людей с нарциссическим расстройством личности психическая оболочка может выглядеть патологически толстой. Такая двойная стена утолщенной кожи не только дает нарциссу чувство непобедимости и превосходства, но и снижает у него способность эмпатически «чувствовать» других. Нарциссов часто описывают как «загрубевших», напрямую отсылая к утолщению эпидермиса. На другом конце спектра находится расстройство эмоционально нестабильной личности, также известное как пограничное расстройство личности. При нем кожное эго слабое, сломленное и проницаемое, с нарушенным ощущением идентичности, страхом заброшенности и нестабильными эмоциональными реакциями. Анзье сравнивал кожу «пограничной личности» с «яйцом с треснувшей скорлупой и вытекшим белком». Повреждение этой воображаемой поверхности может отражаться на физической коже: пограничные личности часто склонны к самоповреждению и членовредительству.

Способ, которым кожа разделяет пространство, также повлиял на современную философию. Кожа – это дом, в котором обитают наша физическая и ментальная сущности, так что она работает одновременно как стена, закрывающая нас от внешнего мира, и как окно, впускающее его. Гастон Башляр поэтично вписал эту двойственность в свою основополагающую работу «Поэтика космоса»:

«На поверхности бытия, в той области, которая хочет быть и видимой, и скрытой, движения открытия и закрытия столь многочисленны, столь часто обратимы, и столь нерешительны, что мы можем вывести следующую формулу: человек – это полуоткрытое создание» [365] Bachelard, G., The Poetics of Space, vol. 330, Beacon Press, 1994 .

Наш третий и последний французский философ, Мишель Фуко, развил идею философской кожи еще больше, до влияния на человеческое тело силы общества и до концепта идентичности. Он пришел к осознанию того, что и на индивидуальном, и на общественном уровне наша физическая кожа сплетена с нашей сущностью. Фуко утверждал, что любое намеренное физическое изменение, от ботокса до боди-арта, это – «технология себя» [366] Foucault, M., ‘Technologies of the Self’ in Technologies of the Self: A seminar with Michel Foucault, University of Massachusetts Press, 1988, pp. 16–49 . Мы меняем тело «чтобы достичь определенного уровня счастья, чистоты, совершенства или бессмертия». Когда мы меняем кожу, мы меняемся сами.

Эти философские идеи не позволяют отрицать, что кожа, помимо физической части, также является воображаемой и фантастической. Еще один распространенный способ представления кожи как метафоры – это сравнение ее с книгой, с хроникой, содержащей историю нашей жизни. Мы все ощущаем, что кожа – это пергамент, который цветом, шрамами и морщинками рассказывает нашу историю. Но не все написано неизгладимыми чернилами; кожа служит еще и палимпсестом, восковой табличкой, на которой мы, писцы, стираем старые записи и используем ее снова и снова. История нашей поверхности частично биографическая, отражающая происхождение и возраст, показывающая здоровье и болезнь, и выдающая секреты румянцем и потоотделением. Нас, как людей, это, конечно же, не останавливает в попытках изменить рассказ. Мы меняем цвет кожи, от относительно недавнего идеала «здорового загара» на западе до растущего по экспоненте интереса к отбеливанию кожи в других частях света. Представление, что «кожа выдает возраст» показывает, что кожа хранит секреты, и, когда мы слышим словосочетание «антивозрастной», в первую очередь мы думаем о коже. Люди пытаются писать автобиографию на коже, скрывая ее, расписывая, нанося перманентные изображения; самый интимный способ показать, кто мы есть и кем мы хотим быть. Если кожа может рассказать о прошлом и будущем, неудивительно, что чтение по руке – предсказание будущего с помощью линий на ладони – долго было невероятно популярным (хотя и совершенно ненаучным) способом попытаться заглянуть в будущее. Но, поскольку любой вид общения может стать и средством преследования, понятно, что люди также пытались контролировать историю кожи других.