Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Мы оставляем лоскут насыщаться кровью на десять-пятнадцать минут, чтобы убедиться, что все в порядке, и только после этого начинаем зашивать. Терпение в этот момент не менее важно, чем скорость и эффективные действия на других этапах серьезной операции: спешка здесь ни к чему. Иногда проведенная реконструкция может выглядеть отлично, однако отсутствие сигнала от микрозонда дает нам понять, что нужно что-то исправить.

Когда стадия микрохирургии завершена, а следовательно, самая напряженная часть операции позади, мы приступаем к завершающему этапу. В девяносто девяти случаях из ста мы знаем, что успешно закроем прооперированные участки, переоденемся и уже через пару часов направимся домой. Поэтому музыка в этот момент снова меняется на более бодрую и приятную, призванную поднять настроение и вдохнуть жизнь в уставшие головы и конечности членов операционной бригады, хотя громкость, как правило, к этому моменту приходиться убавить. После величавых, размеренных ритмов Баха или Генделя внезапная взрывная гитарная партия может стать для организма шоком, которого хирург с острым, как лезвие, скальпелем в руке должен избегать любой ценой.

Мы снова проверяем, все ли в порядке и нет ли тревожных сигналов от доплеровских микрозондов, после чего начинаем зашивать. Чтобы избежать скопления жидкости, мы ставим дренаж – силиконовые трубки с острыми троакарами [19]на конце, которые проходят через кожу на шее и фиксируются черными шелковыми нитками, – в шею пациента, который позволяет жидкости уходить и способствует заживлению. Атмосфера вокруг становится более легкой: с этим пациентом мы почти закончили.

Чтобы закрыть донорский участок, с которого был снят лоскут для пересадки, мы соединяем и сшиваем разрезанные края. По возможности мы натягиваем на открытый участок окружающую кожу, иногда сюда также требуется кожный лоскут – дополнительный кусок свободной кожи, которую мы обычно берем с живота, – поэтому мои пациенты частенько получают в качестве бесплатного бонуса небольшую абдоминопластику!

После того как пациента зашьют, мы с одним из ординаторов приступаем к составлению отчета об операции, в котором должно быть указано все до мелочей. Необходимо промаркировать каждый гистологический образец [20] Кусочек вырезанной ткани тела, отправленный в лабораторию на исследование. , и часто нам приходится их немного корректировать, поскольку человеческие ткани эластичны и способны сжиматься на целых 25 % после удаления из тела и обработки в лаборатории. Кроме того, кусочки удаленной ткани могут двигаться, и чрезвычайно важно разместить их точно так же, как они располагались на лице пациента. Сделав срез извлеченных кусочков ткани после того, как они сжались из-за формалина, гистолог может получить ошибочный результат, указывающий, что мы расчистили недостаточно большой участок вокруг злокачественной ткани, чтобы гарантированно вылечить пациента. Таким образом, мы всегда тщательно подготавливаем ткань опухоли, чтобы гистолог, изучая ее под микроскопом, получил верное представление о ее размере и расположении на момент извлечения из тела. При удалении опухоли подобная дотошность может избавить пациента от необходимости проходить дополнительное лечение, например, лучевую или химиотерапию, которые, может, и способны уничтожить оставшиеся раковые клетки, однако наносят непоправимый урон всему организму.

Пока мы составляем отчет, все еще находящегося без сознания пациента перемещают с операционного стола на больничную кровать. Поскольку к нему по-прежнему подсоединены все катетеры, трубки и провода, это далеко не простая задача, для выполнения которой требуется участие восьми высококвалифицированных сотрудников. Когда он попадает в палату, медсестры поднимают изголовье его кровати под углом от тридцати до сорока пяти градусов, чтобы сила притяжения способствовала снижению венозного давления в голове и шее, тем самым уменьшая вероятность отека и кровотечения. Медсестры проверяют его жизненные показатели, которые должны оставаться стабильными, после чего объявляют: «Показатели в норме». Только после этого мы все можем расслабиться.

После операции пациента переводят в отделение реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) либо в послеоперационную палату – в зависимости от состояния и характера проведенной операции, – где за ним до следующего дня пристально наблюдают специально обученные медсестры. Они следят за поддержанием постоянной температуры тела, вводят по мере необходимости обезболивающее и обеспечивают пациенту комфортное пребывание. После длительной анестезии и операции пациенту может потребоваться какое-то время, чтобы окончательно прийти в себя, поэтому сразу же после перевода в послеоперационную палату мы отключаем подачу седативных препаратов, чтобы помочь пациенту очнуться и снова начать самостоятельно дышать. Дело в том, что активная вентиляция легких, происходящая в ходе естественного дыхания, значительно снижает вероятность инфекции дыхательных путей. Аппарат искусственной вентиляции легких справляется с подобной задачей гораздо хуже: если пациент проводит под искусственной вентиляцией больше суток, то риск воспаления легких резко возрастает.

Сразу после операции у пациентов опухшие лицо и шея и свежие синяки.

После пробуждения наши пациенты выглядят неважно, с опухшим лицом и шеей, а иногда и со свежими синяками после операции. На следующее утро они могут выглядеть еще хуже, с более выраженным отеком и гематомами, однако спустя пару дней травмированная ткань меняет свой цвет с сине-фиолетового на желтоватый, и синяк спадает.

Когда я навещаю своих пациентов сразу же после операции, они, как правило, еще плохо соображают, однако, независимо от того, вспомнят ли они об этом после, я всегда пытаюсь их заверить, что полученная травма того стоила. Я встаю рядом с кроватью и говорю им: «Все в порядке. Операция прошла как нельзя лучше». Порой я и вовсе не получаю никакого ответа, иногда слышу лишь ворчание или несколько случайных слов, связанных с прерванным мной сном, однако я надеюсь, что мое послание все-таки до них дойдет и поможет им спокойно выспаться потом. Это благодатное время для хирурга, испытывающего удовлетворение от хорошо проделанной работы, а также определенную усталость. В такие минуты я обращаю гораздо больше внимания на больничные звуки и запахи.

У меня всегда есть номер телефона ближайшего родственника пациента, который я обычно вношу в форму информированного согласия, подписываемую пациентом, либо, в случае несовершеннолетних, его законным опекуном, наряду с подготовленным ими заранее контрольным вопросом из серии: «Где мы впервые встретились?» Так я могу позвонить сразу после операции и заверить близких, что все прошло хорошо – а, как я уже говорил, в 99 случаях из 100 так и происходит. Это один из лучших телефонных разговоров, который может состояться у человека: чувство облегчения и радости на другом конце провода практически осязаемо.