Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Следующий этап – это анализ истории болезни пациента: общие данные о его заболеваниях и принимаемых лекарствах в прошлом и настоящем. Необходимо выяснить, какие процедуры уже ему проводились и имеется ли у него аллергия на какие-либо медицинские препараты или перевязочные материалы, а также, что немаловажно, лежал ли он ранее в больнице на операции или лечении. Эти вопросы позволяют установить всю необходимую информацию, касающуюся медицинской стороны вопроса.

Затем следует вопрос: «С кем вы проживаете и в чем заключается ваша работа?» Последнее с точки зрения косметической хирургии часто имеет большое значение. Мне доводилось лечить всех подряд, от рядовых мужчин и женщин до телеведущих – тоже мужчин и женщин, – и если пациент находится в центре общественного внимания, будь то телевизионный экран или ресепшен крупной компании, то он всегда в большей или меньшей степени стремится выглядеть лучше. Порой людям и вовсе кажется, что они могут потерять работу, если будут выглядеть «неподобающе».

«Вы курите или употребляете спиртное?» – также очень важный вопрос. Злоупотребление спиртным наносит удар по внешнему виду, равно как и по здоровью, однако, безо всяких сомнений, курение является самым губительным занятием с точки зрения старения лица. Нам следует чаще об этом напоминать, потому что пациенты склонны не воспринимать всерьез предупреждения о повышенном риске рака и болезней сердца, связанных с курением. Мало толку надоедать им напоминаниями об этом, когда я собираюсь «лишь» провести потенциально спасительную операцию по удалению опухоли, однако если сказать пациенту, что курение угрожает его внешнему виду, то, с большей вероятностью, он отнесется к этому предупреждению серьезно и предпримет какие-то меры.

Насколько я могу вспомнить, впервые мне захотелось стать хирургом в возрасте семи лет. Я смотрел разные драматические сериалы про медиков, вроде «Главной больницы» [26], на крохотном экране черно-белого телевизора в нашей тесной гостиной, и с самого раннего возраста знал о бесконечных мучительных болях моей страдавшей от полиомиелита матери. Она подхватила болезнь, когда ей было два года, вскоре после рождения ее младшего брата. Семейный врач поначалу списал все на то, что она просто пытается добиться внимания, ревнуя к новорожденному, вокруг которого все так суетились. Когда же у нее поднялась температура и она стала ходить неуклюжей походкой и постоянно спотыкаться, на каждом шагу откидывая в сторону правую ногу, врачи наконец признали наличие у нее мышечного паралича и поставили диагноз.

В течение следующих нескольких лет моя мать провела много месяцев в больнице и трижды ложилась на операцию в Королевскую больницу для больных детей в Глазго. Она по сей день отчетливо помнит чувство изоляции, которое она и множество других детей испытывали после обширного хирургического вмешательства в эпоху, когда считалось, что «детей должно быть видно, но не слышно». Редко когда предпринимались, если предпринимались вообще, попытки объяснить ей или ее родителям, какие процедуры уже были проведены, а какие предстоит пройти. Никто не говорил, когда она поправится и сможет выписаться из больницы. В памяти остались лишь бесконечные долгие и одинокие дни, когда не на что было отвлечься и не с кем было поговорить. Она только и жила ожиданием прихода родителей, которых пускали к ней по вечерам строго на один час.

Детей и вовсе не пускали к больным, и ее до сих пор преследует воспоминание о младшем брате, которому приходилось ждать снаружи в ожидании родителей. Он с улицы прижимался ладонями к окну ее расположенной на первом этаже палаты, в то время как она прислоняла свои руки к стеклу изнутри, словно пытаясь к нему прикоснуться, и оба плакали из-за своей вынужденной разлуки. Она также помнила, как проснулась после очередной операции, в панике обнаружив наполненный кровью гипс на своей ноге и кровавые разводы на белоснежно-белых хрустящих больничных простынях, после чего ее снова забрали в операционную.

Когда ее наконец выписали из больницы, ей установили невероятно тяжелый аппарат Илизарова для дополнительной поддержки поврежденной ноги. Все эти несчастья пришлись на те времена, когда изрядная часть британского общества, казалось, по-прежнему считала физическую недееспособность равноценной умственной. Потребовалось несколько лет, чтобы нагнать пропущенную школьную программу, однако, хотя среднюю школу [27]она и начала в классе для отстающих, уже через три года перешла в класс для одаренных детей.

В подростковые годы ей рекомендовали проведение дополнительных операций, однако она отказалась, чтобы сдать выпускные экзамены, с которыми в итоге успешно справилась. Несмотря на это, чтобы поступить на курсы подготовки учителей, ей пришлось убеждать монахинь из Нотрдамского колледжа в Глазго, что наличие поврежденной из-за полиомиелита ноги не делало ее умственно отсталой. Благодаря своему упорству она таки преодолела все преграды на своем пути, успешно прошла обучение и стала учительницей начальных классов, как и мечтала.

Впервые полиомиелит ей диагностировали в 1948 году, сразу же после основания Национальной системы здравоохранения, и я частенько размышлял о том, что, не будь создана НСЗ, обеспечивавшая лечением каждого, независимо от достатка, у родителей моей мамы могло и не найтись денег на спасшие ей жизнь операции. До основания НСЗ существовала примитивная система государственного страхования для работающих людей, однако она не подразумевала оплату медицинских расходов тем, кто находится у них на иждивении; выплаты были одинаковыми для всех, независимо от тяжести заболевания, и покрывали лишь ограниченный список медицинских услуг. Так, тем, кто делал страховые взносы, оплачивалось лечение в больнице только от туберкулеза, который достиг уровня эпидемии в Великобритании (более сорока шести тысяч британцев умерло от него в рекордный 1918 год, и примерно двадцать тысяч все еще умирало ежегодно в сороковых). Лечение всех остальных болезней, требовавших госпитализации, приходилось оплачивать по полной рыночной стоимости. Если роды приводили к медицинским осложнениям, за их устранение также приходилось платить.

В результате этих ограничений семьям с низким доходом было сложно найти деньги на врача, не говоря уже про операции, и им часто приходилось обращаться к знахарям либо же просто надеяться, что больной родственник поправится без чьей-либо помощи. Иногда так и происходило, однако порой вполне излечимые болезни настолько запускались, что это приводило к губительным последствиям и даже смерти.