Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»

Анализ этого вопроса был дан Д. Н. Узнадзе, кото­рый совместно с К. Мдивани [96] поставил изящный эксперимент. Исследуемому, находящемуся в глубоком гипнотическом сне, многократно дают два шара разного объема; больший — в одну руку, меньший — в другую. По окончании опыта ему внушают постгипнотическую амнезию. По пробуждении ставят критический опыт (да­ют для сравнения шары равного объема). В результате обнаруживается, что у подавляющего большинства об­следованных возникает иллюзия неравенства объема («контрастная» — в 82%, «ассимилятивная» в 17% слу­чаев) .

В этом эксперименте иллюзия неравенства объема не может быть объяснена переживанием «ожидания» (оп­ределенного воздействия), так как о воздействиях, бла­годаря которым эта иллюзия возникла, исследуемый ничего не помнит. Д. Н. Узнадзе интересным образом полемизирует и с Janet, предполагающим, что выполне­ние любого постгипнотического внушения при амнезии полученной инструкции, говорит о существовании «под­сознательной мысли». Приводя аргументацию Janet [73]. Д. Н. Узнадзе остроумно замечает: «Факт амнезии дока­зывает, что представление не остается в сознании. Одна­ко факт выполнения постгипнотического внушения, с другой стороны, заставляет думать, что это представле­ние продолжает как-то существовать. Но вопрос как раз в том и состоит, как, в какой форме продолжает оно су­ ществовать. Janet просто решает этот вопрос: „Поскольку наличие представления в сознании не подтверждено, значит оно должно существовать в виде подсознательно­го представления”. Но тогда какое мы имеем право на­звать его представлением? Что это за представление, ко­торое не дает моему сознанию никакого объективного содержания, которое ничего не представляет? Несомнен­но, было бы более целесообразным, если бы вопрос был поставлен иначе, а именно: нет ли в человеке чего-либо такого, чему не надо быть осознанным, но что могло бы, несмотря на это, выполнять такую роль, какую поручают подсознательному представлению» (97, стр. 41; кур­сив наш.— Ф.Б.). Отточенность этих формулировок Д. Н. Узнадзе великолепна.

А далее Д. Н. Узнадзе обосновывает свой главный тезис, по которому дать загипнотизированному опреде­ленную инструкцию — это значит не только ввести оп­ределенную информацию, но и создать одновременно определенную установку, т.е. обусловить возник­новение двух разных психологических феноменов. Постгипнотическая амнезия подавляет осознание содержания инструкции, но не может нару­шить установку. Благодаря этому инструкция реализу­ется при невозможности объяснения мотивов ее выпол­нения.

Так обстоит дело при выполнении постгипнотического внушения обычного типа. В упомянутых же выше опытах Д. Н. Узнадзе и К. Мдивани, испытуемый получал толь­ко негативную инструкцию («забыть по пробуждении все, что он делал»). Никаких других словесных указаний не давалось. Тем не менее в контрольном опыте обнару­живалось, что установка, возникшая в условиях гипно­тически измененного сознания, какое-то время в этих ус­ловиях сохраняется и не распадается даже тогда, когда испытуемый из состояния гипнотического сна полностью выходит.

Д. Н. Узнадзе была таким образом выявлена резис­тентность установок в условиях гипнотического сна, выступающая при анализе вопроса о факторах, опреде­ляющих характер активности спящего мозга, как очень важная функциональная предпосылка. Однако чтобы определить, какие факторы регулируют содержание и динамику сновидений, необходимо рассмотреть вопрос несколько по-иному, выяснив, какое влияние оказывают на сновидную активность сознания установки преформи- рованные, т.е. ранее созданные и отражающие пережи­вания, связанные с фазой бодрствования.

И. Е. Вольпертом накоплен значительный и интерес­ный материал [24], не оставляющий сомнений в возмож­ности вызывать путем предъявления соответствую­щей инструкции сновидения у загипнотизированных. И. Е. Вольперт не останавливается, к сожалению, под­робно на том, насколько удается влиять путем инструк­ции на конкретное содержание сновидений [74]. Однако как отдельные его наблюдения, так и особенно ранее опубли­кованные данные других исследователей, например А. К. Ленца [75], убедительно говорят о возможности до­биться очень четких положительных корреляций между характером сновидения и содержанием инструкции, предъявляемой в условиях гипнотического сна.

Надо не упускать из виду также следующее. Когда мы ставим вопрос о влиянии на активность сновидений какой-то преформированной тенденции, вытекающей из ранее полученной инструкции или стимуляции, из осоз­наваемого или неосознаваемого стремления к определен­ному способу действия, к определенной системе сужде­ний, оценок, форме восприятия и т. д., то в большинстве случаев это означает постановку вопроса о влиянии на работу спящего мозга какого-то имевшего место в со­стоянии бодрствования, в свое время осознанного и аф­фективно окрашенного конкретного переживания. Можно привести неисчислимое количество наблюдений в пользу того, что характер сновидений очень часто имеет непос­редственное отношение к подобным аффективно насы­щенным переживаниям и что он, следовательно, глубоко связан со сложной системой аффективно окрашенных установок, определяющих поведение и способ восприятия среды, характерные для обследуемого лица в состоянии бодрствования [76].

Не менее показательны влияния, оказываемые на ха­рактер сновидений объективной ситуацией, в которой находится спящий.

И. Е. Вольпертом была проведена серия опытов, в ко­торых изучалась связь между содержанием сновидений и разнообразными формами внешних раздражений. В не­которых из этих экспериментов удалось проследить су­ществование определенных корреляций. В значительном, однако, количестве более ранних работ, в которых дела­лись попытки анализа аналогичных связей, каких-либо четких данных получено не было. Предъявленные разд­ражения иногда получали отражение в воспоминаниях о сновидениях, остающихся после пробуждения, а иногда, напротив, даже самый тщательный расспрос подобных воспоминаний не обнаруживал [77].

Чем объясняется такая противоречивость экспери­ментальных данных?

Во многих случаях отражения в сновидениях экспе­риментально предъявляемых раздражений (в том числе в некоторых случаях, описываемых И. Е. Вольпертом), характер и даже сама возможность этого отражения явно зависят от того, в какой степени воздействующие сти­мулы совпадают с какими-либо из элементов струк­ туры преформированных и обычно более или менее аф­фективно окрашенных установок исследуемого субъекта. Отражение внешнего раздражения в сновидной актив­ности сознания возникает, иными словами, по-видимому, не непосредственно, а облегчаясь наличием у спящего «созвучной» в смысловом отношении этому раздражению более общей установки.