Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»

Сказанного достаточно, чтобы объяснить, почему мы, анализируя проблему «бессознательного», уделили внима­ние рассмотрению некоторых общих положений современ­ной теории биологического регулирования, разработанных в Советском Союзе еще в 30-х годах Н. А. Бернштейном и глубоко и разносторонне развитых в дальнейшем, неза­висимо от работы Н. А. Бернштейна, Wiener, Shannon, von Neumann, А. Колмогоровым, П. К. Анохиным, Д. Н. Уз­надзе, И. М. Гельфандом и их многочисленными ученика­ми. Это рассмотрение позволило нам напомнить одну из наиболее характерных тенденций, выступивших за по­следние годы в учении о мозге, а именно тенденцию ней­рокибернетики объяснять детерминацию «разумного», це­лесообразно ориентированного поведения материальной системы (возникновение реакций адекватного выбора, элективного избегания и т. п.) на основе физических, био­физических и физиологических категорий, полностью при этом отвлекаясь от соображений о той специфической ра­боте мозга, которая лежит в основе регулирующей роли сознания.

Именно в стремлении реализовать эту тенденцию заключается скрытый пафос многих работ, затраги­вающих возможности образования понятий автоматами, теорию самоорганизующихся систем, проблему процессов, происходящих в логических «нейронных» сетях, вопросы «гистономических» поисков и другие темы сходного типа.

В современном учении о мозге сложилась поэтому свое­образная и для многих неожиданная ситуация. Если на протяжении предшествующих десятилетий немало чернил было пролито с целью разобраться, реальны ли как фактор поведения неосознаваемые формы психики, причем нахо­дились исследователи, отвечавшие на этот вопрос отри­цательно, то сейчас, как это ни парадоксально, аналогич­ный вопрос ставится уже в отношении сознания: является ли оно фактором, специфически участвующим в регули­ровании нервных процессов или же его правильнее рас­сматривать лишь как эпифеномен мозговой активности, который при обсуждении механизмов последней вообще принимать в расчет не следует.

Вряд ли нужно пояснять, насколько важна эта ситуа­ция для представлений о «бессознательном». С одной сто­роны, благодаря ей создается впечатление, что многое из выявленного в последние годы в отношении организации и механизмов мозговой активности относится гораздо ско­рее к теории неосознаваемых форм высшей нервной дея­тельности, чем к теории сознания. С другой же стороны, эта ситуация остро ставит методологический вопрос: сле­дует ли принять подсказываемое многими из современных яейрокибернетиков эпифеноменалистическое решение про­блемы сознания или же, с благодарностью принимая вклад нейрокибернетики в учение о мозге, необходимо тем не менее указать на известную упрощенность подхода, допу­скаемую некоторыми из представителей этого направле­ния при рассмотрении коренных вопросов теории органи­зации мозговой деятельности.

Значение этой альтернативы для теории «бессозна­тельного» очевидно. Если склониться к первому из упомя­нутых выше вариантов решения, то вся проблема взаимо­связи активности «бессознательного» и сознания, весь во­прос о взаимоотношениях, существующих между осозна­ваемыми и неосознаваемыми формами психики и высшей нервной деятельности, утратил бы актуальность. Если же предпочесть второй вариант, то возникает нелегкая зада­ча показать, во-первых, в чем именно заключается специ­фическая функция сознания как фактора, влияющего на динамику психических феноменов и физиологических про­цессов, и, во-вторых, каким образом эта функция «вписы­вается» в общую картину организации мозговой деятель­ности, создаваемую современной нейрокибернетикой. Со­вершенно очевидно, что, не уточнив этих представлений о функциях сознания, мы лишены возможности понять сколько-нибудь глубоко и соответствующие функции «бес­сознательного».

Такова краткая характеристика исходных положений, которые следует учитывать при рассмотрении проблемы «бессознательного». Именно эти положения определили конкретные задачи и направления нашего анализа.

Прежде всего мы попытались проследить первые эта­пы научного подхода к вопросу о «бессознательном» и рас­сеять довольно распространенное, но неправильное пред­ставление, по которому пионером такого подхода был Freud. Литературные источники начала века, в частности материалы Бостонской (США) дискуссии 1910 г., показы­вают, что экспансия идей психоанализа явилась, в определенных отношениях скорее даже шагом назад в постепен­ном формировании представлений о механизмах и роли «бессознательного», происходившем на протяжении по­следних десятилетий девятнадцатого века [99]. Многие из направлений, существовавших в психологии и психопато­логии того периода, довольно сплоченно противостояли психоаналитической концепции. Расхождения между эти­ми направлениями были менее значительными, чем то, что их отличало от фрейдизма. Их общей целью было отстоять (и в этом отражался их прогрессивный характер) право на существование идеи неосознаваемого регулирования пси­хических явлений и физиологических процессов, которое латентно способствует работе сознания и без учета кото­рого мы ни саму эту работу, ни ее клинические расстрой­ства понять не можем. Никакими функциями, изначально антагонистическими сознанию, «бессознательное» при этом не наделялось. Фрейдизм же выразил возникновение принципиально иного подхода к этой проблеме.

Изучение материалов Бостонской дискуссии показыва­ет также, как мало продвинулись мы за полвека существо­вания идей психоанализа в понимании природы «бессоз­нательного» и даже в обосновании соображений, из кото­рых вытекает только сам факт реальности неосознаваемых форм психики. Ё этом отношении демонстративным явля­ется сопоставление материалов Бостонского совещания по проблеме «бессознательного» с материалами состоявшего­ся на 56 лет позже Московского симпозиума по проблеме сознания (1966 г.). Скептические высказывания некоторых из участников Московского симпозиума (А. Т. Бочоришвили и др.)» стремившихся доказать внутренне противоречи­вый характер (и, следовательно, нереальность) представ­ления об активности, которая, являясь «психической», в то же время является «неосознаваемой», иногда почти в де­талях воспроизводили ход мысли тех, кто на дискуссии в Бостоне отрицал возможность существования неосозна­ваемых форм психики ( Brentano, Munsterberg, Ribot и др.).

Широкое распространение идей психоанализа в последующие десятилетия сопровождалось почти полным вытес­нением подавляющего большинства других конкурировав­ших с этими идеями трактовок проблемы «бессознательно­го». Отступление этих непсихоаналитических подходов было неизбежным, так как в те далекие годы еще полно­стью отсутствовали теоретические и методические пред­посылки, на которые могла бы опереться их дальнейшая разработка. Обоснование непсихоаналитического представ­ления о неосознаваемых формах психики было в такой же мере невозможным без опоры на разработанную психоло­гическую теорию сознания, в какой представление о нео­сознаваемых формах нервной деятельности оставалось беспредметным при отсутствии понимания, хотя бы в са­мых общих чертах, механизмов этой деятельности, ее функций и основных способов ее проявления. Необходи­мые предпосылки такого анализа (методологически адек­ватная психологическая теория сознания, теория структу­ры материальных систем, способных к сложным формам переработки информации, и психологическая теория «уста­новок») были созданы, как известно, только десятилетия спустя.