Ефим Смирнов - Фронтовое милосердие

Цифры, приведенные в романе, основаны на документальных данных и как нельзя лучше свидетельствуют об организационной сложности военно-медицинского дела и о трудностях подготовки медицинского обеспечения боевых действий войск, даже если к ним готовилось и военное, и медицинское руководство. Я имею в виду не только гуманную сторону вопроса. Вовремя принять и во всех отношениях хорошо обслужить пострадавших солдат и офицеров само по себе слишком важно. Но, как показал опыт первой мировой войны, в русской армии раненые исчислялись миллионами. Были их миллионы и в немецкой, и во французской армиях. Первая мировая по организации медицинского обеспечения резко отличалась от войн мануфактурного периода. Важнейшей ее особенностью было сохранение людских ресурсов для пополнения действующих армий за счет восстановления боеспособности у пораженных в боях и больных.

Я напомнил тогда комбригу о потерях в русской армии периода первой мировой войны и о том, что учет их был далеко не точен. Общие потери без больных составили более 8 миллионов человек, если учесть и действовавший Кавказский фронт. Из них более 4 миллионов приходилось на раненых, контуженых, обожженных и отравленных боевыми химическими веществами. К числу безвозвратных потерь относятся и 200 тысяч человек, пропавших без вести, поскольку в своем абсолютном большинстве это, надо полагать, были тяжелораненые, которых не нашли санитары-носильщики.

Если учесть, сказал я, что в медицинских пунктах частей и лечебных учреждениях умерли от ран и от отравляющих веществ около 450 тысяч человек, то можно себе представить всю порочность организационной и чисто лечебной работы медицинской службы царской армии.

Исключительно высокой была и заболеваемость личного состава. Царская армия воевала три с половиной года. За это время заболевших и лечившихся в лечебных учреждениях было 5 миллионов человек. В целом же царская действующая армия лишалась в среднем за один год войны около 667 тысяч солдат и офицеров. Эта умопомрачительная цифра объяснялась многими причинами, о которых нужно помнить перед лицом новой войны. Главные из них: организация медицинской службы не отвечала характеру боевых действий; руководящий состав медицинской службы в мирное время не готовился к тому, что нужно уметь на войне; недооценивались значение подготовки медицинского персонала в мирное время к работе в условиях действующей армии и роль военно-медицинской службы и гражданского здравоохранения как важных источников пополнения действующей армии обстрелянными в боях солдатами и офицерами. Если эти причины начинают устраняться только в ходе войны, то это обходится слишком дорого.

С этими моими доводами В. И. Подшивалов согласился, однако попросил объяснить, почему я только частично согласен с его мнением, высказанным в начале беседы.

— Танки, их вооружение ничего нового в структуру боевых санитарных потерь не вносят, — ответил я. — Пушки и пулеметы находились на вооружении армии и до появления танков. Ранят ли солдата из пулемета, находящегося в танке или в окопе, средства и методы его лечения будут одними и теми же. Это же относится и к пушкам. Что же касается характера общевойскового боя и боевых операций, то применение танков его неизбежно меняет, что ведет к расширению и углублению пропасти между военно-медицинским делом в условиях боевых действий войск и военным и гражданским здравоохранением мирного времени…

— Пожалуй, вы правы, — сказал, прощаясь со мной, комбриг.

…Мне нужно было готовиться к сдаче дел начальника военно-санитарного отдела Ленинградского военного округа. С большой неохотой и ощущением горечи предстоящего расставания с городом, сыгравшим большую роль в моей жизни, собирался я в Москву.

Ленинграду и ленинградцам я обязан очень многим. Их благотворное влияние чувствовалось в течение всей моей жизни. В 1928 году меня приняли слушателем в Военно-медицинскую академию РККА. Годом позже я был переведен из кандидатов в члены партии, учась в академии, длительное время вел пропагандистскую работу на заводе «Красный выборжец». До академии мне удалось окончить рабфак с трехгодичным обучением, причем я не только учился, но и выполнял многочисленные общественные поручения: был секретарем игравшего большую роль в жизни рабфака исполнительного бюро студентов, при котором в числе многих комиссий была и экономическая, которую я возглавлял.

…И вот поздно вечером, в период белых ночей, зовущих ленинградцев на проспекты, улицы и набережные Невы, я сел в «Красную стрелу». Утром уже был в Москве, прибыл в Военно-санитарное управление и неуверенно сел в кресло начальника медицинской службы РККА (ВСУ).

Уже было сказано, что я не имел понятия об истории медицинского обеспечения боевых действий войск. Мне с этим разделом военной медицины нужно было незамедлительно знакомиться. Один из профессоров Военно-медицинской академии, начальник кафедры хирургии В. А. Оппель много писал о военно-полевой хирургии и печатался в хирургических журналах, а также выпускал разного объема монографии. В этих трудах Владимир Андреевич резко критиковал положения Н. И. Пирогова, которые он изложил в «Началах общей военно-полевой хирургии», увидевшей свет в 1865 году, то есть спустя 10 лет после обороны Севастополя, где Николай Иванович возглавлял главный перевязочный пункт, а также в двухтомном труде «Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии и в тылу действующей армии в 1877–1878 гг.», вышедшем в 1879 году.

Владимир Андреевич Оппель обладал прекрасной дикцией и был одаренным оратором. Его лекции слушались с большим вниманием. В аудиториях, в которых он выступал с докладами на хирургические темы, свободных мест, как правило, не было. В этом немалую роль играл полемический характер его выступлений. Это всегда вызывает повышенный интерес, особенно когда острие спора направлено не против простого врача, а против «чудесного доктора» и ученого с мировым именем, каким был Н. И. Пирогов. Лекции и выступления Оппеля подтолкнули меня к тщательному изучению трудов Пирогова. Я начал с военно-медицинских его работ. Меня поражала хватка Пирогова в изложении своих мыслей. Он, рассматривая деятельность медицинских работников в учреждениях войскового и армейского районов, утверждал, что они не могут ограничиваться в хирургических вмешательствах только медицинскими показаниями и противопоказаниями. На них резко влияет боевая обстановка, определяя объем этих вмешательств. Пирогов во время защиты Севастополя установил и другую закономерность, сводившуюся к тому, что не медицина, а администрация (санитары, санитары-носильщики, санитарный транспорт, полевые подвижные медицинские учреждения, временные и постоянные госпитали) играет главную роль в деле оказания медицинской помощи раненым на войне, во время боевых действий.