Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

В этом – принципиальное различие между трагедиями «Гораций» и «Сид». Родриго – национальный герой, Гораций в глазах народа заслуживает лишь осуждения. Народное сознание не может принять убийство сестры. «Надежда и любовь простых людей и знати», – так сказано о Родриго, но ничего подобного нельзя сказать о Горации. Отец говорит ему: «Не важно, что думает народ, важно, что думает правитель, Тул, он – выше». Влюблённый в Камиллу Валерий перед Тулом осуждает Горация за убийство сестры. Но Тул оправдывает поступок Горация по двум причинам: он нужен Риму, а кроме того, Гораций совершил это преступление, потому что любил Рим и был ему предан. А чтобы как-то успокоить, примирить с этим решением народное сознание, он решает: пускай Куриаций и Камилла будут похоронены вместе со всеми почестями, пусть смерть их соединит.

«Гораций» – это образцовая трагедия классицизма. В её основе – римский сюжет: для главного героя высшей ценностью является государство. Для него нет ничего дороже – даже родную сестру ради государства не пощадил. Ришелье, может быть, это понравилось. Однако в трагедии Корнеля, несомненно, звучит и другой голос – голос Камиллы. Это голос протеста. В трагедии Корнеля возникают разные рифмы. И прежде всего: римское – человеческое. На этом противопоставлении строится вся драма: на контрасте Рима и отдельной человеческой личности. Корнель всё время играет в стихе. Видно, поэт хотел показать, что Гораций оправдан, но в то же время он чувствует и противоположную правду, без этого трагедии бы не существовало.

Теперь вопрос, связанный с античным сюжетом. В трагедии «Гораций» нет ощущения конкретной исторической реальности. Это римский сюжет. Скажем, в образах «Сида» угадываются исторические прототипы. Я уже говорил, что прообразом Родриго был принц Конде, и вообще в этой драме гораздо больше ощущалась реальность. Здесь же римский сюжет – это как бы проблемы современной жизни, отражённые в зеркале Античности. Это желание уловить нечто устойчивое, извечное в самой текущей действительности.

Хочу привести один пример. Эта трагедия Корнеля шла на сцене с огромным успехом в дни Великой Французской революции, когда был казнён последний король Франции Людовик XVI. Правда, в текст были внесены небольшие поправки: Рим стал республикой, а Тул провозглашен консулом. Но от этого ничего не изменилось в сущности трагедии. Главным оставался конфликт личности и государства, а в какой формации оно предстаёт – монархии или республики, в данном случае не столь уж важно. Римский сюжет позволял придать максимальную обобщённость отражённому в трагедии конфликту, который, по мнению Корнеля, будет сохранять свою актуальность всегда.

Одним из наиболее характерных общественно-политических событий Франции середины XVII века стало движение Фронды. Это была попытка старой феодальной аристократии с помощью смут и междоусобиц сохранить свои права и удержать сословные позиции, на которые вёл наступление кардинал и первый министр Мазарини. Возникла так называемая Фронда принцев. Одновременно выступили и города, которые тоже были недовольны властями.

Но взбунтовавшиеся аристократы вели себя беспринципно и непоследовательно (слишком велика была в этом движении роль личной вражды и личных интересов, слишком разорительным оно оказалось для большинства населения страны). Фронда была обречена. Молодой король Людовик без особых сложностей занял Париж. В 1652-ом году королевская семья с триумфом вернулась в столицу, и началась новая эпоха, не только восстановивщая, но и укрепившая абсолютизм – царствование Людовика XIV. Он действовал иначе, чем его предшественники. К примеру, проявил милосердие по отношению ко всем участникам Фронды. Никаких казней и расправ он не устраивал, но лишил противников политической власти. Во главе провинций Людовик XIV поставил верных ему чиновников, а знать заставил находиться при дворе. Был образован так называемый Королевский Совет, который, однако, никакого политического веса не имел. Реальное управление государством фактически целиком принадлежало королю и его бюрократическому аппарату. Старая знать была сломлена. Все попытки вернуться к прежним свободам, повысить роль личности в жизни страны рухнули. Элита приняла этот новый порядок, даже принц Конде, выступавший некогда во главе Фронды, смирился со своей новой участью.

С гибелью Фронды и окончательной победой абсолютизма исчезла реальная жизненная почва для героического идеала, уходящего корнями ещё в традиции римской гражданской доблести, в представления средневекового рыцарства, сами события Фронды обнаружили его иллюзорность.

Ощущением краха героического идеала проникнуты все значительные литературные произведения 60-х годов XVII века.

Сочинения французских моралистов

наиболее ярко отразили эту новую историческую ситуацию. Их объединяет прежде всего сам жанр, в котором они выразили свою жизненную философию, свои размышления над миром и человеком – жанр афоризма. Интерес к этому жанру, корни которого уходят в Античность, возник ещё в середине XVI века. В течение одного только десятилетия во Франции было опубликовано свыше шестидесяти сборников моральных изречений. Но все сочинения этого типа преследовали прежде всего нравоучительные цели, и только французские моралисты (Ларошфуко, Паскаль, Лабрюйер) сумели сделать афоризм жанром, "в котором отразился век и современный человек". В духовной жизни Франции эпохи классицизма он занимал, пожалуй, не менее важное место, чем театр.

Что такое афоризмкак жанр? Первая важнейшая его особенность – это способность существовать вне связи со временем, как своего рода «остановленное мгновение», в котором явлено нечто неизменно важное. Вторая – строгая отточенность стиля, позволяющая в сжатой, изящной форме, в немногих словах выразить многое. Источником прекрасного классицисты почитали форму, а потому особое значение придавалось артистизму, виртуозному мастерству. Выражая общий взгляд классицизма, Вольтер позднее писал: «Никогда не существовало искусства, которое не ценилось бы сообразно его трудностям. Недаром греки поместили муз на вершину Парнаса, – чтобы добраться до них, надо преодолеть множество препятствий». Только в отточенной форме афоризма, в глазах человека XVII века, мысль становилась явлением искусства, более того – фактом культуры, ибо возвышалась над непосредственной хаотически-неорганизованной стихией жизни.

В основе афоризма обычно лежит парадокс. Вот характерные примеры.

У Ларошфуко: "Наши добродетели – это чаще всего искусно переряженные пороки".

У Паскаля: "Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками".