Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Я сеял, рыл, я был в поту, согласно

Проклятию; но что ещё мне делать? -

обращается Каин к своей жене Аде.

Смиренным быть – среди борьбы с стихией

За мой насущный хлеб? Быть благодарным

За то, что я во прахе пресмыкаюсь,

Зане я прах и возвращусь во прах?

Что я? Ничто. И я за это должен

Ханжою быть и делать вид, что очень

Доволен мукой? Каяться – но в чём?

В грехе отца? Но этот грех давно уж

Искуплен тем, что претерпели мы,

И выше всякой меры искупится

Веками мук, предсказанных в проклятье.

Он сладко спит, мой мальчик, и не знает,

Что в нём одном – зачатки вечной скорби

Для мириад сынов его! О, лучше б

Схватить его и раздробить о камни,

Чем дать ему…

Ада

Мой Бог! Не тронь дитя –

Моё дитя! Твоё дитя! О Каин!

Каин

Не бойся! За небесные светила,

За власть над ними я не потревожу

Ничем малютку, кроме поцелуя.

Ада

Но речь твоя ужасна!

Каин

Я сказал,

Что лучше умереть, чем жить в мученьях

И завещать их детям! Если ж это

Тебя пугает, скажем мягче: лучше б

Ему совсем на свет не появляться. (426)

(Акт третий. Сцена первая)

Каин в состоянии отчаяния и гнева на Бога. И в этот момент Авель приглашает его к совместному принесению жертвенных даров. Авель, как и положено, закалывает ягненка, а Каин возлагает на алтарь растения и плоды. В Библии это мотивируется тем, что Каин – земледелец. У Байрона же это объясняется иначе: Каин не хочет проливать кровь. Жертвоприношение – знак смирения человека перед всесильным Богом. Но Каин этой покорности не приемлет:

Дух, для меня неведомый! Всесильный

И всеблагой – для тех, кто забывает

Зло дел твоих! Иегова на Земле!

Бог в небесах, – быть может, и другое

Носящий имя, – ибо бесконечны

Твои дела и свойства! Если нужно

Мольбами ублажать тебя, – прими их!

Прими и жертву, если нужно жертвой

Смягчать твой дух: два существа повергли

Их пред тобою. Если кровь ты любишь,

То вот алтарь дымящийся, облитый

Тебе в угоду, кровью жертв, что тлеют

В кровавом фимиаме пред тобой.

А если и цветущие плоды,

Взлелеянные солнцем лучезарным,

И мой алтарь бескровный удостоишь

Ты милостью своею, то воззри

И на него. Тот, кто его украсил,

Есть только то, что сотворил ты сам,

И ничего не ищет, что даётся

Ценой молитвы. Если дурен он,

Рази его,– ведь ты могуч и властен

Над беззащитным! Если же он добр,

То пощади – иль порази, – как хочешь,

Затем что всё в твоих руках: ты даже

Зло именуешь благом, благо – злом

И прав ли ты – кто знает? Я не призван

Судить о всемогуществе: ведь я

Не всемогущ,– я раб твоих велений!

Огонь на жертвеннике Авеля разрастается в столп ослепительного пламени и поднимается к небу; в то же время вихрь опрокидывает жертвенник Каина и далеко раскидывает по земле плоды. (427)

(Акт третий. Сцена первая)

Бог отвергает приношения Каина, потому что бескровная жертва – протест против его заветов.

Авель (коленопреклоненный)

О брат, молись! Ты прогневил Иегову:

Он по земле твои плоды рассеял.

Каин

Земля дала, пусть и возьмёт земля,

Чтоб возродить их семя к новой жизни.

Ты угодил кровавой жертвой больше:

Смотри, как небо жадно поглощает

Огонь и дым, насыщенные кровью.

Авель

Не думай обо мне; пока не поздно,

Готовь другую жертву для сожженья.

Каин

Я больше жертв не буду приносить

И не стерплю…

Авель (встает с колен)

Брат, что ты хочешь делать?

Каин

Низвергнуть в прах угодника небес,

Участника в твоих молитвах низких –

Твой жертвенник, залитый кровью агнцев,

Вскормленных и вспоенных для закланья.

Авель (удерживая Каина)

Не прибавляй безбожных дел к безбожным

Словам. Не тронь алтарь: он освящен

Божественной отрадою Иеговы,

Его благоволением.

Каин

Его!

Его отрадой! Так его отрада –

Чад алтарей, дымящихся от крови,

Страдания блеющих маток, муки

Их детищ, умиравших под твоим

Ножом благочестивым! Прочь с дороги!

Авель

Брат, отступись! Ты им не завладеешь

Насильственно; но если ты намерен

Для новой жертвы взять его – возьми.

Каин

Для жертвы?! Прочь, иль этой жертвой будет…

Авель

Что ты сказал?

Каин

Пусти! Пусти меня!

Твой бог до крови жаден, – берегись же:

Пусти меня, не то она прольётся!

Авель

А я во имя бога становлюсь

Меж алтарем священным и тобою:

Он Господу угоден.

Каин

Если жизнью

Ты дорожишь, – уйди и не мешай мне.

Иначе я…

Авель

Бог мне дороже жизни.

Каин (поражая Авеля в висок головней, которую схватил с жертвенника)

Так пусть она и будет жертвой богу!

Он любит кровь. (428)

(Акт третий. Сцена первая)

В ярости Каин ударяет Авеля, призывающего, несмотря ни на что, принести на жертвенник новые, угодные Богу дары. Но осознав, что его удар стал для брата смертельным, Каин приходит в ужас:

И это я, который ненавидел

Так страстно смерть, что даже мысль о смерти

Всю жизнь мне отравила, – это я

Смерть в мир призвал, чтоб собственного брата

Толкнуть в её холодные объятья? (429)

(Акт третий. Сцена первая)

Всё начиналось одиночеством Каина и завершается ещё более глубоким одиночеством. Бог не карает его за братоубийство смертью, он наказывает жизнью. Впереди у Каина бессчетное число дней, которые предстоит провести вдали от людей, в безрадостной пустыне. Смерть, конечно, придёт к нему в положенный срок, поскольку все смертны. А до тех пор он обречён на сомнения и безмерное одиночество. Все близкие от него отвернулись. Его проклинает мать Ева. Отец Адам велит навсегда покинуть дом. Но Каин уходит не потому, что исполняет чью-то волю, а принимает изгнание как расплату.

В сущности, в поэме Байрона заложена идея, прямо противоположная «Фаусту» Гёте. В трагедии Гёте Мефистофель, желая зла, подвигал Фауста к благу, и в конце концов оказался бессилен перед светлыми силами. В одной из финальных сцен, кстати, он и сам засмотрелся на прекрасных ангелов, а те в этот самый момент выхватили у него душу Фауста. Добро превзошло силы зла. А у Байрона – наоборот, Каин стремится к добру, не желает мириться со злом и несовершенством мира, бунтует. Но это стремление к абсолютному добру оборачивается злом.