Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Приведу простой пример, может быть, более понятный: фотография… Когда возникли первые дагерротипы, в сущности, они тяготели к портрету. Авторы хотели так воспроизвести изображение, чтобы оно было похоже на живописный портрет, максимально идеализировали модель. А в наше время задача фотографии иная – нужно зафиксировать момент, удержать его на пленке, пока оно не ушло в небытие. Это сродни тому, что кинематографисты называют «уходящей натурой». Раньше в изображении современности не было потребности, художники стремились подражать Античности, которая устояла в веках, выдержала испытание временем, а происходящее сегодня, может быть, завтра уже утратит свою значимость. Так вот: именно то, что пройдет, исчезнет, и надо фиксировать. Бальзак говорил, что должен подробно описать современный Париж, потому что, возможно, через несколько лет такого Парижа уже не будет. Впервые возникла эта потребность запечатлеть уходящее, сиюминутное, показать его неповторимость, непохожесть.

Теперь немножко о другом, хотя эти вещи внутренне связаны… В центре романа «Айвенго»стоит вполне заурядный герой. Но Айвенго – рыцарь, а рыцарь и заурядность – это даже на слух несовместимо. Тем не менее, в некотором смысле этот герой Вальтера Скотта зауряден, как заурядны все герои его шотландского цикла. Айвенго – саксонец, а это было время резкого противостояния между саксами и норманнами. Его отец, Седрик Ротервудский (Седрик Сакс), – ярый противник норманнской власти, мечтающей о восстановлении в правах саксов. Седрик – один из тех, кто возглавлял эту борьбу, а он пошёл служить норманнскому королю Ричарду Львиное сердце и отправился вместе с ним в Крестовый поход. Не то, чтобы он душой был на стороне норманнов – его вообще не интересует политика! Он больше занят какими-то своими личными историями: его чувства обращены к леди Ровене, потом в его жизни появляется Реббека… Он вовсе не изменяет делу саксов, просто его всё это не очень волнует.

Надо сказать, у Вальтера Скотта была определенная политическая задача: он был противником Французской революции и хотел, чтобы ничего подобного в Англии не произошло. Он считал, что враждующие стороны вполне могут договориться между собой. Отсюда такой заурядный герой, у которого есть связи в обоих лагерях. Такая позиция была для Вальтера Скотта выражением того, что в действительности возможен какой-то срединный, компромиссный путь. Кстати, Англия давала тому подтверждения. В своё время два народа, англосаксы и норманны, слились в единую нацию, в конце XVIII века произошла, так называемая, Славная революция. Аристократия и буржуазия сумели договориться, и была принята Конституция, которая действует в Великобритании до сих пор.

Этот английский пример Вальтер Скотт хотел перенести на всю европейскую историю. Однако его политическая идея оказалась далеко не бесспорной. В повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка» главный герой Пётр Гринёв – тоже вполне обычный, заурядный человек. Дворянин, он знаком со смутьяном Пугачёвым. Одним словом, он, как и Айвенго, связан с двумя противоборствующими сторонами. Однако у Пушкина не было иллюзии, что между властью и предводителем крестьянского восстания возможен компромисс, что осуществим некий срединный путь исторического развития…

Главное открытие Вальтера Скотта состоит в том, что он впервые устанавливает связь между историей и бытом. Писатель открыл то, что называется историческим колоритом. Пушкин очень точно подметил: «Главная прелесть романов Walter Scott состоит в том, что мы знакомимся с прошедшим временем не с enflure (напыщенностью) французских трагедий, – не с чопорностию чувствительных романов – не с dignité (достоинством) истории, но современно, но домашним образом». То есть, история для Вальтера Скотта вовсе не то, что происходит в кабинетах правителей или на полях сражений, история – это сама жизнь. То, как люди принимают пищу, спят, разговаривают, выстраивают отношения – всё это происходит по-разному в разные эпохи. Это и составляет исторический колорит. Жизнь заурядного героя Вальтера Скотта, обычного человека своего времени, даже когда он сталкивается с выдающимися историческими личностями, не выходит, в общем-то, из сферы частных интересов.

Хочу привести один пример. Описание обеда, данного саксонцем принцем Джоном, на который приглашена шотландская знать: «Норманское дворянство, привыкшее к большой роскоши, было довольно умеренно в пище и питье. Оно охотно предавалось удовольствию хорошо поесть, но отдавало предпочтение изысканности, а не количеству съеденного. Норманны считали обжорство и пьянство отличительными качествами побеждённых саксов и считали эти качества свойственными низшей породе людей.

Однако принц Джон и его приспешники, подражавшие его слабостям, сами были склонны к излишествам в этом отношении. Как известно, принц Джон оттого и умер, что объелся персиками, запивая их молодым пивом. Но он, во всяком случае, составлял исключение среди своих соотечественников.

С лукавой важностью, лишь изредка подавая друг другу таинственные знаки, норманские рыцари и дворяне взирали на бесхитростное поведение Седрика и Ательстана, не привыкших к подобным пирам. И пока их поступки были предметом столь насмешливого внимания, эти не обученные хорошим манерам саксы несколько раз погрешили против условных правил, установленных для хорошего общества. Между тем, как известно, человеку несравненно легче прощаются серьёзные прегрешения против благовоспитанности или даже против нравственности, нежели незнание малейших предписаний моды или светских приличий. Седрик после мытья рук обтёр их полотенцем, вместо того чтобы обсушить их, изящно помахав ими в воздухе. Это показалось присутствующим гораздо смешнее того, что Ательстан один уничтожил огромный пирог, начинённый самой изысканной заморской дичью и носивший в то время название карум-пай. Но когда после перекрёстного допроса выяснилось, что конингсбургский тан не имел никакого понятия о том, что он проглотил, и принимал начинку карум-пая за мясо жаворонков и голубей, тогда как на самом деле это были беккафичи и соловьи, его невежество вызвало гораздо больше насмешек, чем проявленная им прожорливость.» (Глава XIV) (446)

Описывая то, как люди едят, Вальтер Скот тем самым показывает разницу в укладах жизни. Это и есть связь истории с бытом, то, что Пушкин назвал знакомством с историей «домашним образом». Уже современники Вальтера Скотта высоко оценили это его открытие. Читая роман, они ощущали, что в прежние времена жизнь людей была не такой, как теперь, – они всё делали иначе…

Но наряду с вымышленными персонажами Вальтер Скотт вводит в действие и образы великих исторических деятелей, героев не вымышленных, а реальных. Кстати, это требует от писателя очень глубоких знаний, иначе сочетание достоверности с вымыслом будет слишком бросаться в глаза. Вообще, реалистическое изображение исторической личности – очень сложная задача. Здесь есть две опасности. Одна заключается в том, что если показывать человека в быту, во всех подробностях его частной жизни, может исчезнуть ощущение его исторического величия. Гёте как-то заметил, что для камердинера не существует великого человека. Можно так растворить образ в деталях, что пропадёт ощущение личностного масштаба. Вторая опасность, прямо противоположная первой, заключается в том, что если представить героя лишь как исторического деятеля, он перестанет восприниматься как живой, реальный человек.