Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Первое свидание с Матильдой совсем не похоже на встречу с госпожой де Реналь. Жюльен, опасаясь какого-нибудь подвоха, является к Матильде с двумя заряженными пистолетами, и эти пистолеты – своеобразный эпиграф к их отношениям. «После долгих колебаний, которые постороннему наблюдателю могли бы показаться следствием самой несомненной ненависти, – с таким трудом даже твёрдая воля Матильды преодолевала естественные женские чувства, стыдливость, гордость, – она, наконец, заставила себя стать его любовницей.

Однако, сказать правду, эти любовные порывы были несколько надуманны. Страстная любовь была для неё скорее неким образцом, которому следовало подражать, а не тем, что возникает само собой. Мадемуазель де Ла-Моль считала, что она выполняет долг по отношению к самой себе и к своему возлюбленному.

"Бедняжка проявил поистине безупречную храбрость, – говорила она себе, – он должен быть осчастливлен, иначе это будет малодушием с моей стороны". (XVI. Час ночи).

И со стороны Жюльена не было ничего искреннего и нежного в чувствах к Матильде. Скорее «это был бурный восторг честолюбия». «Радость, временами охватывавшая его, была подобна радости юного подпоручика, которого за какой-нибудь удивительный подвиг главнокомандующий сразу производит в полковники, – он чувствовал себя вознесённым на недосягаемую высоту». (XVI. Час ночи).

Эта любовь исходит исключительно от честолюбивого Жюльена. Матильда для него – символ. Он горд, что одержал победу не только над ней, но и над теми молодыми людьми, которые тщетно добивались её благосклонности. Но именно он, Жюльен, стал её любовником. Он ощущал свое торжество над теми, кто раньше над ним смеялся. Напыщенная холодность, надменность Матильды лишь разжигали в нём страсть.

Уже на следующее утро Матильда раскаялась в происшедшем, заявив, что не может прийти в себя «от ужаса, что отдалась первому встречному».

– Первому встречному? – вскричал Жюльен и бросился к старинной средневековой шпаге, которая хранилась в библиотеке как редкость. (XVII. Старинная шпага).

Матильде понравился этот эффектный романтический жест. «Вообще, в этой любви, даже в самые острые моменты их страсти, даже в самые тяжелые моменты их горя было что-то искусственное», – заключает Стендаль.

Их первое свидание завершилось подчеркнуто театрально: Матильда срезала прядь волос. Так же и в финале романа: охваченная горем, она вздумает торжественно похоронить голову Жюльена, как когда-то её легендарная прабабка похоронила в склепе голову своего казнённого возлюбленного… На втором свидании Матильда вроде бы немного смягчилась, стала чуть менее притворной. Но всё же нечто театральное с самого начала и до конца присутствует в любви Жюльена и Матильды.

Даже по-настоящему увлекшись Жюльеном, Матильда не может забыть о его невысоком происхождении: «Если я стану подругой такого человека, как Жюльен, которому не хватает только состояния, – а оно есть у меня, – я буду постоянно привлекать к себе всеобщее внимание, жизнь моя не пройдёт незамеченной. Я не только не буду испытывать вечного страха перед революцией, как мои кузины, которые так трепещут перед чернью, что не смеют прикрикнуть на кучера, который их плохо везёт, – я, безусловно, буду играть какую-то роль, и крупную роль, ибо человек, которого я избрала, – человек с характером и безграничным честолюбием. Чего ему недостает? Друзей, денег? Я дам ему и то и другое». <���…> «Но в своих размышлениях о Жюльене она представляла его себе как бы каким-то низшим существом, которое можно осчастливить, когда и как тебе заблагорассудится, и в любви которого даже не может возникнуть сомнения». (XVIII. Ужасные мгновения).

Жюльена тоже с самого начала и до конца не покидает недоверие к Матильде. Она ждет от него ребенка, а он скажет: «Вы отдадите моего сына лакеям». Он всегда чувствует разделяющую их социальную пропасть. И только, повторяю, холодность Матильды, задевающая его честолюбие, разжигает в нём страсть. И страсть эта оказывается куда более сильной, всепоглощающей, чем чувство к госпоже де Реналь. Сам Стендаль скажет: «Честолюбие, мелкие утехи тщеславия когда-то отвлекали его от тех чувств, которые он питал к г-же де Реналь. Матильда поглотила его всего…» (XXIV. Страсбург). Для Жюльена добиться любви Матильды – значит покорить общество, это значит осуществить свой наполеоновский проект. Матильда для него – символ высшего света. Его привлекает не столько её красота, женские прелести или душевные качества, сколько её царственная осанка, роскошные туалеты. Когда он обнимает Матильду, ему кажется, что он держит в своих объятиях королеву. Теми же средствами, которыми он пытается покорить общество, он завоевывает Матильду. Жюльен надевает маску лицемера, потому что знает, что простые, искренние слова вызовут в ней только презрение. Она любит в нём исключительно наполеоновский лоск, амбиции, чувствительности же и душевной слабости никогда не простит. Ожидая свидания с Матильдой в тюремной камере, Жюльен читает мемуары Наполеона. Даже в такой момент, накануне казни, он не может позволить себе показаться перед ней уязвимым, охваченным сомнениями и тревогой.

Происходит нечто очень опасное для Жюльена. Наполеоновская и тартюфовская маски сливаются в одно целое и начинают прирастать к лицу. В обществе люди всегда носят маски, это естественно. Но здесь маска проникает в самое интимное, в чувства. В Париже Жюльен постепенно свыкается с законами мира, в котором живёт. Ему приходится совершать поступки, которые противоречат его совести. Например, он презирает человека, однако способствует тому, чтобы тот получил титул барона, или отдаёт должность низкому карьеристу вместо другого достойного претендента, честного геометра. Жюльен сожалеет о сделанном, но говорит: «Мало ли мне придётся совершить всяких несправедливостей, если я хочу преуспеть». Он покоряет общество в той мере, в какой сам ему покоряется. Будучи убежденным республиканцем, Жюльен участвует в монархическом заговоре, который возглавляет маркиз де Ла-Моль, и выполняет все его поручения. В тюрьме он скажет о самом себе: «Мои мысли не поднимались выше воротничка на моем мундире».

Кажется, Жюльен сумел добиться всего, чего желал. Он получил дворянский титул, должность офицера, покорил Матильду. Дочь маркиза ждёт от него ребенка, и вскоре они должны пожениться. Как будто бы сбылись все его мечты. Но один неожиданный поступок перечеркивает всё то, к чему он шёл с такой настойчивостью: Жюльен стреляет в госпожу де Реналь.

В этом эпизоде герой действует в каком-то невероятном темпе, совершает всё быстро и почти бессознательно, и поэтому никакого психологического объяснения того, почему он идёт на этот странный поступок, в романе нет. Это не противоречит поэтике Стендаля. Автор романа изображает лишь то, что Жюльен сам способен осознать. Остающееся за пределами его понимания, Стендаль опускает.