Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Однако вопрос имеет и другую составляющую. Конечно, нельзя исключить автора из художественного произведения, он ведь его писал. Автор выступает и как компонент самого художественного текста. Скажем, в произведениях романтиков образ автора очень важен. Возьмем, к примеру, роман Гюго «Собор Парижской Богоматери» – там масса авторских отступлений. У Стендаля и Бальзака это, может быть, выражено в меньшей степени, но мы тоже всегда чувствуем присутствие в тексте автора, особо воспринимаем авторское слово, которое не равно слову героя.

Так вот… Флобер прежде всего хочет убрать из повествования этот элемент авторского слова. Не должно ощущаться авторского присутствия, автор только показывает, а не оценивает. Но вместе с тем он необыкновенно высоко поднимает фигуру автора. Дело в том, что Флобер, с одной стороны, хочет создать научный роман, а с другой – видит задачу искусства в создании прекрасного. В этом, может быть, главное его назначение. Но прекрасное – это не содержание, а форма. Важно не «что», а «как» изображено. В произведениях Флобера необыкновенно весомую роль играет форма. Не важен объект изображения. Птица в клетке может быть не менее интересным предметом, чем люди в тюрьмах. Не левкои, и не розы сами по себе привлекают наше внимание – интересен способ их изображения. Главное – это форма, важно не «что», а «как».

Но что такое «форма» для Флобера? Прежде всего, форма произведения это и есть выражение присутствия в нем автора. Форма есть воплощенная авторская идея. В некотором смысле автор играет роль Господа Бога. Творец не может пребывать внутри созданного им мира, он всегда вне его. Так же и автор. Он всегда как бы вне своего произведения. И форма – это единственный способ выражения авторской мысли, поскольку никаких оценок быть не должно.

Флобер высоко ценил творчество Бальзака, но считал, что его романы следовало бы переписать – слишком они небрежны. Сам Флобер работал над словом необыкновенно тщательно и долго. Бальзак писал быстро, «Отец Горио» был создан им за полтора месяца, а позже Бальзак вообще стал диктовать свои книги. Флобер же писал годами, над каждой страницей трудился по несколько месяцев…

Он вообще считал, что до него прозы во Франции не существовало. Флобер хотел невозможного: чтобы проза создавалась, как стихи. В стихах, особенно классического стиля, каждое слово незаменимо. Если вы поставите на место одного слова другое, стих разрушится. Поэтому в стихе есть некоторая абсолютность слова, особенно если соблюдается строгая форма. Но даже если нет, то всё равно каждое слово в стихотворении – единственное, другое не подойдёт. Причем оно должно действовать не только своей смысловой стороной, но и звуковой. Так вот, Флобер хотел писать прозу, как пишут стихи. На его странице ни одно слово не было случайным. Но одно дело – писать таким образом стихотворение, а другое дело – роман. Конечно, Флобер работал над страницей очень долго. Он искал каждый раз единственное подходящее слово. В русском переводе это в каком-то смысле пропадает, но что-то важное всё равно сохраняется.

Почему он придавал такое большое значение форме? Приведу одно рассуждение Флобера: «В это трезвое время я должен затвориться в мастерской, шлифовать фразы и искать удовлетворение своему честолюбию в сочетании анализа и портрета, искать новые формы выражения чувства, делая вид, что я считаю сами чувства чем-то второстепенным. На самом деле, я не верю, что в искусстве есть что-то внешнее. Помню, как у меня забилось сердце, когда я увидел стену Акрополя, совершенно голую стену, слева, когда поднимаешься к Пропилеям, и я подумал: может ли книга, независимо от того, о чём она написана, произвести такое же впечатление? <���…> Я не ремесленник, заботящийся о форме, я скорее – мистик. Обращаясь к форме, разгорается моя фантазия».

Не случайно поэты воспринимали рождение стиха как проявление божественного вдохновения. Только поэты, кстати. Прозаикам подобное никогда в голову не приходило. А поэтам казалось, что они творят что-то абсолютное. В этом проявлялось нечто, превосходящее человеческие возможности. Флобер тоже стремится создать нечто прекрасное, совершенное и таким образом приблизиться к абсолюту. Не в содержании, а именно в форме.

Искусство должно заменить ему Бога. «Мы, писатели, – …садовники, выращиваем цветы из выставленных напоказ горестей. Факт, преломленный в форму, возносится ввысь как чистый фимиам духа, к вечному, неколебимому, идеальному, абсолютному». Известно, что Флобер не был глубоко религиозным человеком. Он говорил: «Скука при жизни, могила после смерти и гниение вместо вечности. Я не знаю, в глубине души, может быть, я ни во что не верю, а может быть, я – мистик». Ему кажется, что благодаря форме он приобщается к чему-то, что превосходит доступные человеку измерения. Искусство для него – это не путь к Богу, а некое его замещение. Даже если Бога нет, существует нечто высшее, некий абсолют, ощущение которого дает художнику искусство.

Флобер признавался: когда он пишет, его преследует вкус плесени, кажется, что вокруг сырость и ползают мокрицы, и при этом он стремился создать прекрасное, совершенное художественное произведение. В этом заключается главный парадокс и загадка творчества Флобера.

Над романом «Госпожа Бовари»Флобер работал в течение семи лет и завершил его в 1856-м году. Книга писалась в эпоху Второй империи при Наполеоне III, но действие её разворачивается в тридцатые годы XIX века. Флобер не случайно обращается в своём произведении к тридцатым годам – он хочет по-новому представить те проблемы, которые изображал Бальзак в «Человеческой комедии». Роман Флобера носит подзаголовок «Провинциальные нравы». С этого я хочу начать.

Тема контраста Парижа и провинции играла важную роль в литературе первой половины XIX века. Скажем, первая часть романа «Красное и чёрное» Стендаля – это тоже изображение провинции, вторая часть представляет Париж. В «Человеческой комедии» есть два специальных раздела – «Провинциальные нравы» и «Парижские нравы», любимые герои Бальзака – это обычно молодые провинциалы, которых влечёт столица. Таков, например, Растиньяк и многие другие. Героям Бальзака и Стендаля просто необходим парижский опыт. Без этого они не могут понять мир, узнать жизнь по-настоящему. Жизнь в провинции даёт множество ложных представлений. Для того чтобы стать вровень со своим веком, им необходима столица: «Хочешь узнать Францию, приезжай в Париж».

Роман «Госпожа Бовари» – это во многом роман о падении Парижа. Главная его героиня Эмма Бовари тоже мечтает о столице. Она покупает карты Парижа, знает, какие пьесы идут в парижских театрах. Но не так трудно добраться до Париж,а а она никогда там не была. Это нечто вроде «Трёх сестер» Чехова, где героини мечтали о Москве. В своё время даже шутили, что «Три сестры» – пьеса о проблеме железнодорожного билета. Купили бы билеты на поезд и поехали. Но та Москва, в которую рвались чеховские сестры, это не реальный город, как и тот Париж, о котором грезит Эмма. Даже когда она видит рыбаков, которые направляются в Париж, она не может мысленно проследить их путь до конца, в какой-то момент воображаемая нить обрывается. Когда Леон уезжает в Париж, он пропадает как бы навсегда. Никаких вестей от него нет, ни письма – ничего.