Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Появляется дочь хозяина Сесиль, и толпа набрасывается на неё, принимается издеваться, хотя она – человек тихий, никому не делавший дурного. «И женщины, соперничая друг с другом в диких выходках, теснились вокруг Сесиль, показывая ей свои лохмотья, и каждой хотелось хоть чем-нибудь донять эту дочь богачей. Она, конечно, из того же теста, что и они; и не одна из этих разодетых барынь вся прогнила, хоть и напяливает на себя всякие финтифлюшки. Хватит, довольно несправедливостей, пора заставить и этих шлюх, которые тратят по пятидесяти су на стирку своих юбок, одеваться, как работницы!

Сесиль, очутившись в кругу разъяренных женщин, вся дрожала, ноги у неё подкашивались, и она двадцать раз повторяла заплетающимся языком одну и ту же фразу:

– Прошу вас, сударыни, не причиняйте мне зла.

Вдруг она хрипло закричала: она почувствовала на своей шее чьи-то холодные пальцы. Её схватил дед Бессмертный, к которому девушку отнесло потоком. Старик, казалось, опьянел от голода; долгая нищета притупила его разум, неизвестно откуда взявшееся озлобление вывело из состояния вечной покорности. Человек, спасший на своём веку от смерти немало товарищей, задыхаясь от рудничного газа, рискуя собственной жизнью при обвалах, не мог устоять перед искушением задушить эту девушку; он и сам не в состоянии был бы объяснить, почему его так притягивала к себе её белая шея. Старый калека не произнёс в тот день ни слова и, сжимая пальцами горло Сесиль, казалось, поглощен был воспоминаниями.

– Нет, нет! – вопили женщины. – Надо оголить ей зад! Оголить зад!

Как только в доме увидели, что происходит на улице, Негрель и г-н Энбо храбро отворили дверь и бросились выручать Сесиль. Но толпа напирала на садовую решетку, и выйти не было возможности». (Часть пятая. Глава V).

Чтобы спасти девушку, Этьен предложил бежать к лавочнику Мегра. Но тот уже давно морил посёлок голодом. Сцена расправы над лавочником даёт отчетливое представление о том, что такое монтаж в романах Золя.

«В ту же минуту раздалось улюлюканье:

– Смотрите, смотрите, кот на крыше!.. Бей кота!

Толпа заметила Мегра на крыше сарая. Несмотря на полноту, лавочник сгоряча с необычайной ловкостью вскарабкался на стену, не обращая внимания на ломавшиеся доски, и теперь, лежа плашмя на крыше, пытался пробраться к окну. Но крыша была крутая, ему мешал живот, ногти обламывались. Всё же он дотянулся бы доверху, но его стала пробирать дрожь от страха, что его побьют камнями, – невидимая толпа продолжала кричать внизу:

– Бей кота! Бей кота… надо его прикончить!

Внезапно пальцы его ослабели, он скатился, как шар, зацепившись за водосточную трубу, и упал на дорогу у смежной стены так неудачно, что раскроил себе череп о тумбу. Брызнул мозг. Мегра был мёртв. Наверху его жена, побледнев, прильнула лицом к стеклу и всё смотрела.

Сперва все были ошеломлены. Этьен остановился, топор выскользнул у него из рук. Маэ, Левак и остальные, забыв про лавку, обернулись к стене, по которой текла тонкая красная струйка. Крики прекратились, в наступающих сумерках водворилась тишина.

Но тут же возобновилось улюлюканье. Женщины бросились вперёд, опьяненные видом крови.

– Значит, есть бог на небе! А, боров, вот и покончено с тобой!

Они окружили ещё теплый труп, со смехом глумились над ним, обзывая грязным рылом размозженную голову покойника; несчастные, лишённые хлеба насущного люди изрыгали в лицо мертвеца свою застарелую злобу.

– Я должна тебе шестьдесят франков, на, получай, вор! – в бешенстве крикнула Маэ. – Теперь ты больше не откажешь мне в кредите… Погоди-ка! Погоди! Надо тебя ещё откормить! Она обеими руками стала рыть землю и неистово запихивала ему в рот целые пригоршни.

– На, жри, жри!.. Ел нас поедом, а теперь жри сам!

Брань повисла в воздухе, а покойник, лежавший неподвижно на спине, уставился огромными глазами в небо, с которого спускалась ночь. Земля, которую Маэ втиснула ему в рот, была тем хлебом, в каком он ей отказал. И отныне он будет питаться только этим хлебом. Не принесло ему счастья, что он морил голодом бедняков.

Но женщинам нужно было мстить ещё и ещё. Они кружили вокруг трупа, подобно волчицам. Каждая стремилась надругаться над ним, облегчить душу какой-нибудь дикой выходкой.

Раздался пронзительный голос Прожженной:

– Надо его выхолостить, как кота!

– Да, да! Как кота!.. Как кота!.. Слишком много гадостей творила эта сволочь!» ». (Часть пятая. Глава V).

Я думаю, сцену не надо комментировать. Эйзенштейн был прав, по форме это, действительно, готовый монтажный лист. Смена планов как в образцовом сценарии. Золя показывает стачку двойственно. На первый взгляд это страшная, озверевшая толпа, готовая всё на своем пути разрушить. Но в то же время Золя понимает, что люди доведены до такого состояния самими нечеловеческими условиями своего существования. Это скорее предостережение писателя: если европейский капитализм не предпримет каких-либо шагов, чтобы изменить бедственное положение рабочих – вот чем это грозит обернуться: неизбежным крахом всей европейской цивилизации.

Стачка, в конце концов, была подавлена, рабочих вынудили вернуться в шахты. Но злоба осталась жить…

В романе представлены три лидера этого движения. Один из них – это главный герой романа Этьен Лантье, последователь идей Маркса и Первого Интернационала. Второй – социалист Роснер, склонный скорее к умеренным соглашениям, и третий – это русский анархист Суворин. Золя был достаточно близок с Тургеневым, который в то время жил в Париже, и об анархистах знал по рассказам русского писателя. Этьен решает вернуться в шахту, но Суворин не хочет допустить примирения. Он – анархист, и то, что рабочие готовы покориться, кажется ему недопустимым. Он устраивает в шахте обвал. Среди погибших оказалась Катарина, которую Этьен любил. Сам Этьен выжил чудом. Он поднимается на поверхность из шахты. Этим завершается роман. И в общем, Золя изображает здесь поражение, никто ничего не сумел добиться. Старуха Маэ, которая играет важную роль в этом произведении, потеряла мужа, сына, дочь и теперь вынуждена сама идти работать в шахту. Она провожает Этьена, покидающего поселок. «Этьен с глубоким волнением смотрел ей вслед: какая она усталая, забитая, лицо бледное, из-под синего чепчика выбиваются выцветшие волосы, – плодовитая самка, дородное тело которой безобразили холщовые штаны и блуза. В её последнем рукопожатии он почувствовал рукопожатие товарища – крепкое, долгое и безмолвное, Этьен всё понял; в глазах её светилась спокойная уверенность. До скорого свидания! Но тогда уже это будет решительный бой». (Перевод: Н. И. Немчинова).

Роман не случайно называется «Жерминаль». По календарю французской революции это название апреля, месяца весенних всходов. Так что название книги тоже глубоко символично. Хотя стачка практически ничего не изменила в жизни рабочих, но всё-таки она была необходима, считает Золя. Благодаря стачке произошёл важный перелом в их сознании, люди показали, что они не смирились и никогда не смирятся с несправедливостью. И это, по мнению писателя, таит в себе надежду на перемены.