Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Г е р д (не слушая его)

Идём смотреть оленье стадо,

Его обвал убил зимой,

Теперь растаял снег с весной…

Б р а н д

Нейди туда! Там так опасно!

Г е р д (показывая вниз)

Нейди туда! Там так ужасно!

(Действие первое).

Теперь Бранд решается совершить этот путь, но видит, что все остальные его покинули. И здесь ему является видение:

Он взглядывает наверх; там появляется мерцающее пятно, которое быстро растёт в тумане, это ж е н с к а я ф и г у р а в светлой одежде, в накинутой на плечах мантии.

В и д е н и е (улыбается, простирает к нему руки)

Бранд, я здесь, опять с тобой!

Б р а н д (в смятении вскакивает)

Агнес! Агнес! Что ж тут было?!

В и д е н и е

Бред горячки, милый мой,

Но туман утратит силы!

Б р а н д

Агнес!!

(Хочет броситься ей навстречу.)

В и д е н и е (вскрикивает)

Нет! Не подходи!

Видишь – пропасть между нами:

Водопад бурлит под льдами,

Мчится, плещет впереди…

(Нежно.)

Ты не грезишь: это бденье,

Прочь умчались привиденья, –

Ты был болен долгий срок,

Пил безумья горький сок,

Видел в тяжком сновиденьи,

Что жена твоя ушла…

Б р а н д

Ты жива! Жива! Хвала…

В и д е н и е (быстро)

Тсс!.. Докончишь в час иной…

Время кратко, – в путь, за мной!

Б р а н д

О, но Альф?

В и д е н и е

Он также жив.

Б р а н д

Жив?

В и д е н и е

Здоров, румян, красив;

То был бред, очнись скорей.

Вся борьба твоя – лишь сон.

Альф – у матери твоей,

Мать здорова, вырос он;

Церковь есть ещё в селенье.

Хочешь – сроют во мгновенье;

Вновь внизу, как в добрый год,

Тяжко трудится приход.

<���…>

В и д е н и е

Бранд! Иди за мною…

Б р а н д

Вновь я брежу…

В и д е н и е

Кончен бред,

Но ты слаб – стеречь я буду

Твой покой…

Б р а н д

Я крепок!

В и д е н и е

Нет,

Стережёт тебя повсюду

Ужас грез, видений ложь, –

Вновь туманом ускользнёшь

Ты от нас – жены и сына,

Вновь пройдёшь по всем мытарствам,

Коль побрезгаешь лекарством…

Б р а н д

Дай скорее!

В и д е н и е

Ты мужчина,

Сам возьми – в тебе причина!

Б р а н д

Назови же!

В и д е н и е

Всех видений злое пламя

Рождено тремя словами, -

Зачеркнуть их надо смело,

Сделать память – книгой белой,

Б р а н д

Три слова?

Что же?..

В и д е н и е

"Всё – иль ничего!"

Но Бранд отказывается:

То, что долг велит святой:

Воплотить мои мечты,

В яви – призрак воссоздать!

В и д е н и е

Ха! Нельзя! Забыл, куда

Путь приводит?

Б р а н д

В путь опять!

В и д е н и е

Пробуждённый и свободный,

К скачке страхов безысходной

Ты опять вернёшься?

Б р а н д

Да,

Пробуждённый и свободный!

В и д е н и е

Дашь и сына!

Б р а н д

Дам и сына!

В и д е н и е

Бранд, опять?

Б р а н д

Таков мой долг.

В и д е н и е

Жертв бичом хлестать мне плечи,

Чтобы голос сердца смолк?

Насмерть? Да?

Б р а н д

Таков мой долг…

В и д е н и е

Не забудь: за жертвы, беды

Нет наград в твоей борьбе, –

Ты не поднял дух прихода,

Изменили все тебе!

Б р а н д

Я наград не ждал себе!

Не себе искал победы!

В и д е н и е

Тем, кто в шахтах роет ходы!

Б р а н д

И один даст свет для многих!

В и д е н и е

Для потомков душ убогих!

Б р а н д

Мощной воле нет предела:

И один исполнит дело!

В и д е н и е

Но изгнал Он, не забудь,

Человека вон из рая,

Пропасть вырыл Он без края,

Не прейдёшь ты бездн эфира!

Б р а н д

Нам открыт стремленья путь!

В и д е н и е (с грохотом исчезает; туда, где оно находилось, врывается туман; раздаётся резкий и пронзительный голос ускользающего призрака)

Так умри – ненужный миру!

Бранд остается верен себе до конца. Но в герое всё-таки происходит некоторая перемена:

Долго я во тьме морозной

Шёл путём закона грозным, –

Ныне всё объято светом!

До сих пор искал я доли -

Быть скрижалью Божьей воли,

Но отныне солнцем лета

Будет жизнь моя согрета.

Треснул лёд: могу молиться,

Мир любить, в слезах излиться!

Герд удивляется:

Что с тобой? Ты плачешь? Ты?

Жарких слёз стекает стая,

Вон дымятся два следа

Так, что каплями стекая,

Тает вечный саван льда,

Так, что лёд на сердце тает,

На душе слезой вскипает,

Так, что ризы льдов спадают

С престола снежного навек…

(Трепеща.)

Что же раньше никогда

Ты не плакал, человек?..

Она видит на вершине эту ледяную церковь и коршуна, кружащегося над ней, который воплощает для неё зло, и стреляет в птицу. Выстрел вызывает снежный обвал. На Бранда движется эта снежная лавина. Но перед смертью он всё-таки хотел бы знать: правильно ли понимал волю Бога?

Боже! В смертный час открой -

Легче ль праха пред Тобой

Воли нашей quantum satis?..

Лавина погребает его и засыпает всю долину…

Голоса свыше, который раздаётся сквозь раскаты грома, Бранд не слышит, но драма Ибсена завершается словами:

Он есть – Deus caritatis!

Он – Бог милосердия…

Ибсен признавался, что в самые ответственные, высокие моменты своей жизни чувствовал себя Брандом. Это любимый герой Ибсена. Но дело в том, что главный принцип Бранда «всё – иль ничего» действителен лишь для духа. Идти, даже если прийти не дано, – таково требование нашего духа. Дух действительно не признаёт никаких компромиссов, и он, действительно, никогда не сможет остановиться на своём пути, непременно должен пребывать в движении. Но человек не состоит из одного лишь духа, он – часть природы, и сама его жизнь – это компромисс, между прочим. Тело не может существовать по принципу «всё – иль ничего». Оно не может всегда находиться в дороге.

Как быть? У Ибсена нет однозначного ответа…

И всё-таки один ответ звучит в финале драмы. Принцип «всё – иль ничего», конечно, высокий, достойный, и человек, подобно Бранду, может жить, придерживаясь его. Но вот чего он делать не вправе, так это требовать самоотречения и жертвенных поступков от других. К другим надо быть снисходительным. Кстати, Христос, который является неким абсолютным, вневременным примером для людей, взошёл на крест сам, принял грехи и муки мира на себя, а других он миловал и прощал. Вина Бранда, по убеждению Ибсена, в одном: он требовал следовать абсолюту не только от себя, но и от других. Он не знал жалости и милосердия…