Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Ещё один уровень романа – социальный. Это отражение полного бесправия, беспомощности человека в мире. Кстати, некоторые исследователи видели в Кафке чуть ли не провидца, который во многом предвосхитил обвинительные процессы, которыми был полон XX век. Герой романа и сам не знает, за что его судят, в суде царят беззаконие и произвол…

Но есть и ещё один уровень произведения – символический. Вся человеческая жизнь в каком-то смысле – подобный процесс, и все мы приговорены к смертной казни, хотя толком не знаем, за что. Понять роман Кафки – значит, понять связь всех этих смысловых пластов…

Йозеф К. поначалу считает затеянное против него разбирательство нелепым, безобразным недоразумением, из-за которого он безвинно страдает. Но в то же время он ищет разные способы воздействия на судей, надеясь как-нибудь опротестовать обвинения. Приезжает его родственник, приводит к адвокату, который, используя какие-то свои связи, может попытаться ему помочь. С той же целью Йозеф обращается к художнику, который пишет портреты судей, и у него тоже есть возможности как-то повлиять на их решение. То есть, герой Кафки хочет любой ценой добиться оправдания. С одной стороны, он презирает процесс, а с другой – ищет возможности оправдаться. Этот психологический пласт очень важен в романе. Герой презирает систему, но происходит это потому, что сам он из неё выпал, а это всегда болезненно. Он был чиновником, вполне обеспеченным и всеми уважаемым, а теперь все смотрят на него с подозрением. В действительности мы, кстати, очень часто сталкиваемся с подобным: человек, выпав из некой системы, начинает её критиковать, бороться, а сам только и мечтает снова стать её частью.

Но ситуация Йозефа К. имеет в романе Кафки несколько иной смысл. Вообще, личность рождается в тот момент, когда выпадает из системы, когда в человеке просыпается его экзистенциальное «я». Недаром Лени, секретарша адвоката Гульда, на вопрос Йозефа К., почему она, собственно, так тянется к клиентам своего начальника, ответит: «Во всех них есть что-то привлекательное». А привлекательно в них то, что в критической ситуации в них проснулось их индивидуальное «я», они выпали из системы. Покидать систему всегда неуютно. Иозеф К. это чувствует, оказавшись в положении изгоя. И теперь он судит систему.

Вообще, всякий чиновник априори в той или иной степени виновен. На Йозефе К. тоже лежит вина, потому что он сам был частью системы, только раньше этого не замечал. Положение героя в этом смысле двойственно. Он обращается с просьбой о помощи к художнику Титорелли, но тот говорит, что оправдание вообще не бывает полным. Конечно, у него есть связи, и он может добиться, чтобы Иозефа К. оправдала какая-нибудь промежуточная инстанция. Но есть и некий высший суд, который полномочен в любой момент отменить принятое прежде решение и возобновить процесс. Поэтому лучший из возможных для него вариантов – волокита. Затягивать расследование можно сколько угодно, практически бесконечно, а так, глядишь, и жизнь пройдёт. Художник советует Йозефу К. избрать именно этот путь, поскольку добиться оправдания возможно только в какой-нибудь низшей инстанции, решение которой не даёт никаких гарантий. В любой прекрасный день можно снова оказаться обвиняемым.

Наиболее важным смысловым моментом в романе является встреча Йозефа с тюремным священником. Капеллан, с которым знакомится герой, рассказывает ему притчу. Сюжет притчи таков. Приходит крестьянин к вратам закона, но только не обычного, земного, а высшего, того Закона, который исходит от самого Бога. Страж, стоящий у врат, говорит крестьянину: «Я не могу тебя пропустить, и если бы даже сделал это, впереди – другие стражники, которые всё равно тебя остановят. Поэтому жди». Чтобы крестьянин не думал, что привратник не хочет ему помочь, или упущена какая-то возможность, тот время от времени брал у крестьянина взятки. Просидел так человек у врат очень долго. «Он столько лет изучал привратника и знал каждую блоху в его меховом воротнике, он молил даже этих блох помочь ему уговорить привратника. Уже померк свет в его глазах, и он не понимал, потемнело ли всё вокруг, или его обманывало зрение…» Пришло время умирать. Но перед смертью у человека возникла вдруг одна странная мысль: а почему никто, кроме него, не захотел войти в эти врата? Он задает этот вопрос привратнику, а тот ему отвечает: «Потому что эти врата существовали только для тебя, и теперь они закрываются».

Может, всё-таки надо было попытаться войти, а человек так и не решился… Однако прежде чем врата затворились перед героем притчи навсегда, он увидел свет, струящийся сквозь них. Кстати, привратник этого света не заметил, а человек его увидел. Увидел и умер.

В чём смысл притчи? Речь здесь идёт уже о Законе в абсолютном, высшем смысле этого слова. Человек искал истину, но найти её так и не смог, потому что не рискнул к ней приблизиться. Тут возможны два толкования: может быть, страж сказал человеку правду, и до истины всё равно не добраться. А может, искатель проявил слишком мало усердия, не приложил достаточно усилий. Как бы то ни было, он не прошёл врата. И всё-таки в финале он видит свет. Человеку не удалось приблизиться к этому нездешнему свету, ворота закрылись. Но благодаря свету он увидел тьму. Без света тьмы не различить. Крот, живущий под землёй, не знает, что такое тьма, ведь ему не известно, что такое свет…

Йозеф К. ощутил свет. Ему не открылась истина, но стал очевиден мир, в котором он жил. Ему открылась тьма. Самое страшное – это тьму принимать за свет, самое скверное – абсурд принимать за истину. Он выпал из системы и понял ужас действительности, в которой истина остается сокрыта. Йозефа К. убивают. Приходят двое, ведут его куда-то за город и там исполняют приговор: просто расправляются с ним, как бандиты. Йозеф К. мог бы закричать, и не исключено, что кто-нибудь пришёл бы ему на помощь. Он видит проходящих мимо знакомых, но почему-то молчит: «Неужто и сейчас я покажу, что даже процесс, длившийся целый год, ничему меня не научил? Неужто я так и уйду тупым упрямцем? Неужто про меня потом скажут, что в начале процесса я стремился его окончить, а теперь, в конце, – начать сначала? Нет, не желаю, чтобы так говорили! Я благодарен, что на этом пути мне в спутники даны эти полунемые, бесчувственные люди и что мне предоставлено самому сказать себе всё, что нужно». <���…> «Но уже на его горло легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и повернул его дважды. Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого его лица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой.

– Как собака, – сказал он так, как будто этому позору суждено было пережить его». (Перевод Р. Райт-Ковалева).