Павел Берков - Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы

17Исключение составлял парижский «Journal des Sçavans», или, какой потом назывался, «Journal des Savants».

18При переплетении годового комплекта журнала эта статья помещалась в начале книги; обычно она называлась «Предисловие» к такому-то году.

в целом. Это придавало рецензиям таких журналов, как парижский «Дневник ученых», «Лейпцигские ученые ведомости» и «Геттингенские ученые ведомости», а отчасти и других, значение непререкаемого, окончательного приговора над книгой и писателем. 40 40 13 Однако это общее положение не исключало того, что авторы некоторых рецензий вносили в свою информацию личный момент. Больше всего бросается в глаза такой тенденциозный характер в рецензиях из Петербурга. Так, например, в «Геттингенских ученых ведомостях» (1750, 41 41 июня, № 63) была помещена подробная корреспонденция из Петербурга, 42 42 содержавшая рецепзию на сборник речей академиков, произнесенных на торжественном заседании Академии 26 ноября 1748 г.; в то время как пересказу и оценке речи академика Г. В. Рихмапа о закопах испарения воды уделено две с половиной страницы, о «Слове похвальном императрице Елисавете Петровне» Ломоносова сказано только то, что здесь эта речь, произнесенная по-русски, напечатана в латинском переводе. Но бывали случаи, когда в петербургских рецензиях подробно и объективно излагалось содержание и речей Ломоносова (см.: Лейпцигские ученые ведомости, 1758, 7 декабря, № XCVIII, стр. 873-877; 18 декабря, № CI, стр. 897^898).

Ломоносов, еще со студенческих лет знакомый с немецкими и французскими научными журналами, привык с доверием относиться к подобным рецензиям.

Несколько позднее, в рассуждении «О качествах стихотворца» (1755) Ломоносов высказал свое мнение о значении критических рецензий. Отметив, что в новейшие времена чрезвычайно умножилось количество писателей и книг, которые могут принести вред, Ломоносов продолжает: «Опасность сия отвергается одним тем только способом, когда помогать нам будут особливые писатели, которые различать станут добрых авторов от худых и покажут путь к забвению одних, а к припамятованшо других». Ломоносов считает, что «разбор писателей есть наилучший и безопаснейший способ быть ученым человеком и он потребен для всякой особно в свете науки и для всякого склонность имеющего человека к наукам».

Насколько близка была Ломоносову мысль о важности журнальной научно-информационной и критической библиографии видно из другой его статьи, написанной в том же 1755 г. В «Рассуждении об обязанностях журналистов при изложении ими сочинений, предназначенном для поддержания свободы философии» Ломоносов с удовлетворением отмечает, что для противостояния субъективным, непродуманным и ошибочным суждениям отдельных писателей «образовались общества ученых и были учреждены своего рода трибуналы для оценки сочинений и воздаяния должного каждому автору согласно строжайшим правилам естественного права». «Вот откуда, — продолжает Ломоносов, — произошли как академии, так — равным образом — и объединения, ведающие изданием журналов». Охарактеризовав значение академий как учреждений, подвергающих намеченные к печати труды предварительному внимательному и строгому разбору, предупреждающему заблуждения и сознательные искажения истины, Ломоносов пишет: «Что же касается журналов, то их обязанность состоит в том, чтобы давать ясные и верные краткие изложения содержания появляющихся сочинений, иногда с добавлением справедливого суждения либо по существу дела, либо о некоторых подробностях выполнения. Цель и польза извлечений состоит в том, чтобы быстрее распространять в республике наук сведения о книгах». Далее Ломоносов с огорчением констатирует, что появилось много журналистов, недостаточно подготовленных для критической деятельности, но подстрекаемых голодом и рассуждающих и судящих о том, чего они совсем не понимают. Огорчает его также и то, что число журналов увеличилось до чрезвычайности. «Поэтому, — заключает Ломоносов, — здравомыслящие читатели охотно пользуются теми из журналов, которые признаны лучшими, и оставляют без внимания все жалкие компиляции, в которых только списывается и часто коверкается то, что уже сказано другими, или такие, вся заслуга которых в том, чтобы неумеренно и без всякой сдержки изливать желчь и яд». 43 43 М. В. Ломоносов, Полн. собр. соч., т. 3, изд. АН СССР, М.—Л., 1952, стр. 217—219. Французский текст: там же, стр. 202—204.

Имея столь высокое теоретическое представление о значении журнальных рецензий, Ломоносов и на практике отдавал должное отзывам о научной литературе, помещавшимся в таких органах, как «Лейпцигские ученые ведомости» и «Геттингенские ученые ведомости». Эти авторитетные издания были для Ломоносова источниками постоянной библиографической информации, из них он черпал данные для последующего, более подробного знакомства с заинтересовавшей его литературой.

Впрочем, по-видимому, источники его библиографической информации не оставались на протяжении всего времени неизменными. Так, в первом «перечне Пекарского» тридцать восемь названий подряд (73—110) взяты из какого-то французского источника, вероятно из «Journal des Savants».

Просмотр всех дошедших до нас библиографических списков, писанных рукой Ломоносова, показывает, что он в одинаковой мере отмечал книги на латинском, немецком, французском, английском, итальянском и польском языках. Обращает на себя внимание то, что и в первом и во втором «перечнях Пекарского» указаны «Испанская грамматика» и «Испанский секретарь» Собрино. Это дает основание предположить, что в начале 1760-х годов Ломоносов имел намерение изучать испанский язык.

Может быть, в связи с этим находится предшествующий первому «перечню Пекарского» список грамматик и других пособий дня изучения языков: здесь, после португальской грамматики, названа «ишпанская», затем — лексикон и прибавлено «Epopeja». 44 44 Ср.: Ю. М. Лотман. К вопросу о том, какими языками владел М. В. Ломоносов. «XVIII век», сб. 3, Изд. АН СССР, М.—Л., 1958, стр. 460.

Внимательное изучение библиографических материалов Ломоносова несомненно очень расширит представления о нем во многих отношениях. Мы ограничимся сейчас только разделом литературным.

III

Мы, к сожалению, не знаем и едва ли когда-нибудь узнаем, какие книги по литературе были затребованы Ломоносовым в первую академическую выписку 1749 г. Зато, благодаря сохранившемуся второму архивному списку, нам известно, что среди 69 названий, перечисленных в нем, около пятнадцати может быть отнесено к разделу литературы и истории литературы.

Вполне естественно, что среди выписанных Ломоносовым в этот раз книг оказались произведения античных авторов, столь уважавшихся и ревностно изучавшихся им. Это были «Сочинения Биона Смирнского и Мосха Сиракузского». 45 45 Byonis Smyrnaei, et Moschi Syracusani, quae supersunt. Notis Joh. Heskin, ex aede Christi. Oxoniae, 1750. Несомненпо, Ломоносов обратил внимание на эту книгу, прочитав рецензию на нее в «Лейпцигских ведомостях» за 1750 г., № 55. Приведя по принятому обычаю библиографическое описание книги Биона и Мосха, рецензент затем писал: «Мы не сомневаемся в том, что издание сохранившихся текстов этих двух древнегреческих поэтов будет иметь успех у любителей и .знатоков. Правда, издатель не сравнивал вошедшие в книгу произведения с их текстами по разным рукописям, чтобы где-нибудь выцарапать (auszujagen) какое-нибудь разночтение или отметить какие-либо незначительные расхождения; вместо этого он придерживался лучших из старых изданий, чтобы выпустить в свет свое как можно более полным и точным по сравнению с любым предшествующим». Рассказав далее о печатных изданиях произведений Биона и Мосха, начиная с издания Анри Этьена (1566), рецензент сообщает о том, какое из них было положено Джоном Хескипом в основу своей публикации. Затем рецензент отмечает, что издатель внес собственные конъектуры в ряд мест, которые, по его мнению, требовали исправления, и подробно обосновал все эти поправки в примечаниях. Далее в рецензии говорится о том, что Хескин, помимо того что перевел с французского примечания, сделанные при издании Лонгпьера, прибавил и свои собственные. В конце