Ефим Добин - История девяти сюжетов [рассказы литературоведа]

По установившимся правилам повествования рассказ об одном и том же событии не должен повторяться дважды: при повторении впечатление неизбежно ослабляется.

Дюма нарушил этот канон. И в повторении рассказ не только не побледнел, но необычайно много выиграл.

Первый рассказ Гайде слушают Монте-Кристо и его гость, сын графа де Морсера Альбер, не подозревающий о злодеяниях отца (Гайде не называет имени человека, предавшего ее отца). Второй рассказ перенесен в совсем иную, накаленную обстановку всеобщего ожидания и напряжения.

Происходит заседание высшего государственного органа Франции — палаты пэров. Депутаты взволнованы сообщением влиятельной газеты, что французский офицер, по имени Фернан, пользовавшийся полным доверием Али, янинского паши, предал его туркам. Самое эффектное в сообщении — заключительная фраза: «В настоящее время он носит имя графа де Морсер и заседает в Палате пэров».

Ничего не зная о газетной сенсации, Морсер появляется в палате пэров, надменный, как всегда. На трибуну поднимается один из почтенных членов верхней палаты и читает вслух нашумевшую заметку.

«…Граф де Морсер так страшно побледнел, что трепет пробежал по рядам, и все присутствующие впились глазами в графа».

Морсер так подавлен и потрясен этим безмерным и неожиданным бедствием, что едва мог пробормотать несколько слов.

Но может быть, смущение графа имеет своим источником не стыд виновного, а изумление невинного? Так думают некоторые. Палата выделяет двенадцать человек в комиссию для расследования.

Разразился первый удар. Но не последний.

Наступает день и час, когда палата пэров должна решить, соответствует ли истине тяжкое обвинение против одного из ее членов.

Морсер представляет документы, из которых явствует, что Али-паша относился к нему с безграничным доверием. Именно ему, Морсеру, поручено было вести с султаном переговоры, от которых зависела жизнь или смерть янинского паши. В доказательство Морсер показывает перстень, врученный ему Али-пашой, дававший право входа во дворец в любое время дня и ночи. К несчастью, заканчивает граф, переговоры не увенчались успехом, и когда он, Морсер, вернулся, чтобы защитить Али-Тебелина, тот был уже мертв. Перед смертью Али-паша — так велико было его доверие — поручил ему свою жену и дочь.

Произнесенная твердым голосом защитительная речь Морсера производит благоприятное впечатление. Чаша весов его судьбы поднимается вверх.

В этот момент председателю палаты подают письмо. Испытующе глядя на Морсера, он спрашивает, что же сталось с женой и дочерью Али-паши.

Граф не знает.

Может ли граф сослаться в подтверждение слов на какого-нибудь свидетеля?

Нет. Людей, которые окружали пашу, либо нет в живых, либо они рассеялись по лицу земли.

Шепот одобрения пронесся по залу.

Осталось проголосовать, что обвинение не подтвердилось.

Но председатель вновь берет слово. Есть возможность выслушать свидетеля, и очень важного.

«Граф де Морсер побледнел и так стиснул бумаги, что они захрустели под его пальцами». Чаша весов стремительно падает вниз.

Входит свидетельница, с ног до головы закутанная в покрывало. Председатель просит незнакомку приоткрыть его. Перед палатой молодая женщина в греческом костюме.

Морсер падает в кресло. Ноги ему отказываются служить.

«— Кто вы?.. — спрашивает председатель.

— Я Гайде, дочь Али-Тебелина, янинского паши, и Василики, его любимой жены.

Граф де Морсер с таким ужасом смотрел на нее, словно пропасть внезапно разверзлась у его ног».

Может ли она подтвердить свое заявление? Да. Вот документы: о рождении, о крещении (в вере матери). И о продаже ее и ее матери армянскому купцу Эль-Коббиру. Французский офицер, служивший у ее отца, в своей изменнической сделке с Портой выговорил себе, как долю добычи, жену и дочь своего благодетеля. Купец удостоверяет, что он купил их у французского офицера за тысячу кошельков, то есть за 400 тысяч франков.

«Лицо графа покрылось зеленоватой бледностью, а глаза его налились кровью…»

Председатель задает ему вопрос: признает ли он в этой девушке дочь Али-Тебелина, янинского паши?

Морсер пытается защититься ложью: «Нет, все это лишь козни моих врагов».

И тут следует громовой финал.

Гайде обернулась, увидела Морсера и страшно вскрикнула.

«— Ты не узнаешь меня, — воскликнула она, — но зато я узнаю тебя! Ты Фернан Мондего… Это ты предал замки Янины! Это ты, отправленный в Константинополь, чтобы договориться с султаном о жизни или смерти твоего благодетеля, привез подложный фирман о полном помиловании! Ты, благодаря этому фирману, получил перстень паши, чтобы заставить Селима, хранителя огня, повиноваться тебе! Ты зарезал Селима! Ты продал мою мать и меня купцу Эль-Коббиру! Убийца! Убийца! Убийца!.. Узнаю ли я его!.. Пусть он посмеет теперь сказать, что он меня не узнает!»

Дантес не нанес доносчику ни одного физического удара. Но моральную пытку он заставил его перенести в полной мере. Морсер подвергнут мучительной публичной казни. Такой, какую он заслужил. И она страшнее, чем удар ножа.

Тем более что смертельный удар нанесет себе сам Морсер — выстрелом из пистолета. Когда он увидит, что жена Мерседес и сын Альбер покинули его, оставив все свое имущество, потому что не желают иметь ничего общего ни с преступником, ни с богатствами, доставшимися ценой неслыханных злодеяний.

Как засверкала бы ослепительными огнями эта сцена в театре! Дюма выступает здесь блистательным драматургом, столь же эффектным, каким он является повествователем в эпизодах Дантес — аббат Фариа и «кинематографистом» в сценах краха и спасения арматора Морреля.

Цепь предательств расчистила Фернану путь в палату пэров. И там же он пригвожден к позорному столбу, заклеймен и обесчещен.

То же суждено графу Вильфору. Моральная казнь настигает его на высоком кресле королевского прокурора.

Идет суд над убийцей, вызывающий сенсацию среди парижской знати. Среди «золотой молодежи» столицы Франции блистал некоторое время молодой итальянский не то граф, не то князь, носящий громкое имя Кавальканти (в России оно звучало бы, примерно, как князь Голицын или граф Шереметев).

Предстояла его свадьба с дочерью барона Данглара. Но в роскошных покоях банкира появляются полицейский комиссар, жандармский офицер и жандармы. Что случилось? Они ищут так называемого Андреа Кавальканти. На самом деле его зовут Бенедетто. Он обвиняется в убийстве некоего Кадрусса, сотоварища по каторге.

Князь Кавальканти — не Кавальканти? Он каторжник? И убийца? Ошеломленные гости, приглашенные банкиром Дангларом на бал, разбегаются в смятении.

В общей суматохе удается улизнуть и Бенедетто. Но вся полиция поставлена на ноги, и вот он на скамье подсудимых.