Дина Хапаева - Вампир — герой нашего времени

Могила графини Миркаллы была вскрыта; генерал и мой отец опознали в той женщине, лицо которой открылось взглядам, свою вероломную и прекрасную гостью. Ее кожа, хотя со времени погребения прошло уже сто пятьдесят лет, была окрашена в теплые живые тона <���…> Конечности сохраняли гибкость, кожа — эластичность, а свинцовый гроб был наполнен кровью, в которую на глубину в семь дюймов было погружено тело. <���…> Поэтому тело, в соответствии с издавна заведенным порядком, извлекли из гроба, и в сердце вампира вогнали острый кол. При этом вампир издал пронзительный вопль, точь-в-точь похожий на смертный крик живого человека. Мертвецу отсекли голову, и из отделенного затылка хлынул поток крови. Тело и голову положили затем на костер и сожгли, а пепел бросили в реку. [29] Ле Фаню Ж.Ш. Кармилла. С. 634.

Однако современные вампиры явно считают этот древний обычай спать в гробу старомодным. За редкими исключениями, среди которых следует назвать «Интервью с вампиром» и «Ван Хельсинг», они не следуют неудобному обряду возвращаться в гробницу с восходом. Отголоском этой старой вампирской привычки являются всякого рода проблемы, которые продолжает вызывать у вампиров дневной свет. Например, в «Клане (Объятых ужасом)» и в «Королеве проклятых» (2001) вампиры погибают от света дня. В «Дневниках вампира» Стефан и Дэймон носят магические кольца, которые предохраняют их от разрушительного действия дневного света. А в «Сумерках» единственным отголоском вреда от света солнца для вампиров остается только сияние их кожи. Пожалуй, самым оригинальным заменителем гроба является хамлет, придуманный Пелевиным, каморка, в которой вампир висит вниз головой наподобие летучей мыши. Но все эти новшества не отменяют важнейшего факта: во всех вампирских сагах и романах, и в слабой и в сильной версии, вампиры остаются живыми мертвецами, как об этом красноречиво заявляет вампир Дэймон из «Дневников вампира»: «Мне нравится быть живым мертвецом!» [30] The Vampire Diaries, season 1, episode 21. Этот факт имеет огромное значение для понимания причин популярности вампира в современной культуре.

Давайте задумаемся, почему в современных вампирских сагах, например в «Сумерках» или в «Дневниках вампира», главная героиня, юная девушка, постоянно оказывается в беде? Почему мы все время видим Елену Гилберт или Беллу Свон жертвой преследования, чья жизнь находиться в опасности? Почему они постоянно покрыты кровью, изранены или избиты, с переломанными ногами или руками? Почему в те редкие минуты, когда их не преследуют и не похищают чудовища, они становятся жертвами автомобильных аварий? Героини вампирских романов не только подвергаются, но и сами все время подвергают себя опасности, блуждая по лесам и ночным городским окраинам. Они ведут себя как и должны вести себя потенциальные жертвы насилия. Чего стоит только история Беллы Свон, героини «Сумерек», которая бросается с обрыва ради того, чтобы таким образом привлечь к себе внимание покинувшего ее вампира. Или взять, например, описание ее первой брачной ночи с вампиром, живым мертвецом, на исходе которой она описана как жертва изнасилования, покрытая синяками, не способная владеть своим искалеченным телом:

Под слоем налипшего пуха на бледной коже расцветали багровые синяки. Они поднимались до плеч и переходили дальше, на грудную клетку. Высвободив руку, я ткнула пальцем в гематому на левом предплечье — синяк на мгновение пропал и тут же появился снова. Едва касаясь, Эдвард приложил руку к синяку на плече. Очертания точно совпали с контуром его длинных пальцев. [31] Майер С. Рассвет / Пер. с англ. М. Десятовой, О. Романовой. М.: АСТ, 2009. С. 82.

Заслуживает внимания и вуайеристски подробное описание родовых мук Беллы и ее смерти. Стоит заметить, что единицы среди критиков обращают внимание на то, что для вампирской саги или сериала типичным является банализированное насилие и инструментализация человека [32] О Белле Свон как жертве сексуального и экономического насилия см.: Housel R. Op. cit. P. 158. .

Следует напомнить, что героиня романа «Сумерки» по замыслу автора — некрасивая, нескладная девочка-подросток, не обладающая никакими отличительными чертами. Не является ли история об одинокой девочке-подростке, которая пытается заменить своими мечтами о вампирах недостаток удачи и счастья в окружающем ее мире, той основой, на которой держится вампирский роман? Не этот ли сюжет обеспечивает вампирскому роману — новому роману взросления — его внутреннюю достоверность и придает единство его замыслу? И какую роль подсказывают подросткам такие романы взросления? Какой способ поведения моделируют они для искательниц «романтической встречи» с вампиром?

Но и это не исчерпывает смысла идеализации живых мертвецов. В современных вампирских текстах смерть открывает возможность превратиться в вампира. В старые добрые времена графа Дракулы обращение в вампира рассматривалось как самое ужасное, что могло случиться с героями романа, ибо оно превращало человека в монстра, проклятого Богом и людьми, несущего ужас и смерть своим близким, своей собственной семье. Но в наши дни все выглядит совершенно иначе. Девочки-подростки, героини современных вампирских саг, вовсе не боятся стать вампирами. Напротив, это является заветным желанием Беллы Свон, от этого поначалу уклоняется Елена Гибберт, но постепенно свыкается с мыслью и становится вампиром. Сегодня стать вампиром для вампирских фанов означает не только достигнуть эстетического совершенства и обрести бессмертие (такая мелкая цена, как проклятие души, совершенно не волнует героиню даже по-своему набожной Майер). Обращение в вампира очень привлекательно потому, что оно дает возможность перестать чувствовать себя низшим существом, человеком, способным вызывать у вампирских фанов одно разочарование. Вампиры — живые мертвецы — воплощают и пропагандируют культ смерти, набирающий силу в современной культуре, в чем следует видеть важную причину их растущей популярности.

Поскольку вампир воплощает культ смерти, он оказывается идеальным героем кошмара, получившего в последние тридцать лет широчайшее распространение в романах, кино и прочих зрелищных искусствах. В этом — еще одна причина исключительной популярности нечеловеческих монстров, и вампира — самого неотразимого из них всех.

Эстетический поворот, в котором нелюди — нечеловеческие монстры — стали героями рукотворного кошмара, я называю готической эстетикой. Ибо если нелюдь, монстр, вампир является эстетическим идеалом готической эстетики и ее культурным символом, то ее формой и ее нормой, главной интригой сформированных ею произведений является воспроизведение кошмара посредством литературы и кино. Как я показываю в своих других работах, на рубеже 1990-х годов соединись два тренда, долго пробивавшие себе дорогу в современной культуре. Один из них — превращение монстра в главного героя нашего времени и низведение человека до периферийного персонажа, интерес к которому утратили и публика, и авторы, — знаменует радикальный разрыв с эстетикой предшествующих эпох, проникнутых духом антропоцентризма. Другой — складывание культуры потребления [33] О культуре потреблении кошмара см.: Хапаева Д. Кошмар: литература и жизнь. С. 280–286. кошмара, возникновение массовой потребности переживать кошмар, читая книгу, смотря фильм, играя в компьютерную игру.