Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Но главное, Маргариту, «даму с султаном», Андрей Белый именно здесь назовет своей «зарей» и, более того, «сказкой жизни». Она станет первой любовью его. Четыре года он тайно следил за ней, провожал глазами экипажи ее, знал в лицо не только каждого кучера — каждую лошадь ее. Воображал, что она «тициановская красавица» с «бледно-палевыми плечами» и в «вуалетной шали» — «мистическая» встреча на всю жизнь. Под именем Надежды Зариной он вывел ее в первой своей книге и только потом, в 1905-м, познакомился с ней. Послал письмо, подписавшись «Ваш рыцарь», в котором написал: «Вы — моя заря будущего, Вы — философия новой эры… Вы — запечатленная… Если Вы спросите про себя, люблю ли я Вас, — я отвечу: „безумно“…»

Ах, каким «чудаковатым» был он здесь для нее, которая была старше его на семь лет. Мог, вспоминала она, залезть под стол и, выглядывая из-под скатерти, положив книгу на пол, что-нибудь читать вслух или, напротив, — метаться по дворцу, двигаясь боком и почему-то озираясь. И слушать ее, кутавшуюся в белую тальму, удивленно открывая рот и почти беззвучно поддакивая: «Да, да, да…» Любовь, конечно, останется чистой платоникой, да и в письмах писал ей: «Хочется тихо сидеть рядом с Вами, по-детски и смеяться, и плакать. Душа моя душе Вашей улыбается…» А в 1905-м, в разгар декабрьских революционных боев, когда Маргарита в испуге прятала детей в задних комнатах дворца, подальше от окон, от случайных пуль, не без рисовки завернет по пути к ней. Он был за революцию: митинги, агитация рабочих, изготовление с друзьями, студентами-химиками, бомб для восставших, хождения в «кромешные тьмы» фабричных кварталов и, для возможного «случая», украденный у отца револьвер — «старый бульдог».

«Кругом гремели и трещали выстрелы, и все небо было красным от зарева, — вспоминала Маргарита. — Вдруг приходит наш швейцар и говорит, что Борис Бугаев (Андрей Белый. — В. Н. ) просит меня в переднюю. Я вышла и увидела его, стоявшего внизу лестницы, у самого входа, в пальто с высоко поднятым воротником и надвинутой на глаза и уши высокой барашковой шапкой, из-за пазухи пальто был виден револьвер. Он зашел узнать, как мы, благополучны ли?..»

Их знакомство сохранится до смерти Белого в 1934 г. А сказка жизни его «Сказки» окончится в 1917-м. Ее уже в мае и уже в другом ее дворце выселит в подвальную комнату с сестрой и малолетним сыном Микой (тем самым, кстати, которого изобразил великий Серов), новая хозяйка дома — жена Троцкого, Наталья Седова, возглавившая отдел по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса. Потом Морозова, светская до кончиков ногтей, будет жить в деревянной развалюхе в Лианозове, где научится пилить дрова и таскать воду из колодца, потом — в каморке под лифтом на Покровке. Большевики, в отличие от нее, гостеприимством не очень-то отличались…

Она переживет своего «рыцаря» на четверть века, умрет в 1958-м. Интересно ныне, что она думала, проходя в «советское время» мимо своего дворца? И что думал, выглядывая из зеркальных окон его, поселившийся здесь в начале 1920-х новый прозаик, драматург и публицист, будущий главный редактор журнала «Октябрь», ректор Литинститута и дважды лауреат Сталинских премий Федор Васильевич Гладков?..

Это гримасы истории всего лишь нашей с вами, читатель, истории…

264. Соймоновский пр., 1/35(с.), — дом З. Н. Перцовой (1907, построен по рисунку художника С. В. Малютина, архитекторами Б. Н. Шнаубертом и Н. К. Жуковым).

Редкой красоты дом и с редкой по красоте историей. Для меня это дом, в котором только и могли родиться быт и будни Серебряного века. Это ныне он дом приемов МИДа, а в начале ХХ в. это был натурально дом московской богемы.

Богема — влекущее, притягательное словцо. А обозначает всего лишь «эксцентричную художественную интеллигенцию, ведущую беспорядочную жизнь, а также ее образ жизни, быт и среду». И произошло словцо от французского boheme, что в первом значении означало буквально «цыганщину». Вот чего-чего, а цыганщины здесь было с лихвой. Только люди, живущие ей, все до единого стали знамениты!

«Большим красным домом», затейливо выстроенным в стиле северного модерна, назовет это здание молодой тогда писатель Борис Зайцев, бывавший здесь. Но приживется за ним другое название — «Дом-сказка».

«Дом-сказка» на углу Соймоновского проезда и Пречистенской набережной

Кто только не жил в нем. Здесь в своей квартире-мастерской писал портреты Брюсова, Вересаева, Телешова, Гиляровского, Серафимовича, Фурманова и самого Луначарского художник-академик Сергей Васильевич Малютин, тот, по «плану» которого и выстроили этот дом. Тут жили: поэт, критик, художник и переводчик Александр Ааронович Койранский, художник, скульптор и мемуарист Натан Исаевич Альтман, а в угловой башне с 1939 по 1958 г. — живописец, когда-то один из основателей объединения «Бубновый валет» Роберт Рафаилович Фальк. Кто бывал у последних, и не перечислишь. Поэты Мандельштам, Бурлюк и Ксения Некрасова, прозаики Эренбург и Шкловский, Фалька навещали здесь даже Максим Литвинов с женой, родственницей Черчилля, даже Назым Хикмет и Жан Поль Сартр. Наконец, в главном подъезде со стороны набережной обитал в 1920-х гг. в реквизированной трехэтажной квартире Перцовой, хозяйки дома, лично член Политбюро и главвоенмор РККА Лев Давидович Троцкий. Он не только купался в какой-то умопомрачительной ванне черного мрамора, стоявшей здесь посреди огромного зала, но и принимал здесь избранных друзей-поэтов, в частности Ларису Рейснер и поэта-чекиста Якова Блюмкина. А за другими, неизбранными, внимательно следил. Во всяком случае, живя здесь, предложил на Политбюро «вести серьезный и внимательный учет писателям, художникам и пр. Каждый поэт должен иметь свое досье, где собраны биографические сведения о нем, его нынешние связи, литературные, политические и пр.». И такие досье создавались. Как раз на тех, кто «тусовался» здесь с 1908 г.

Да, самым интересным местом «Дома-сказки» стал с первых дней постройки подвал этого дома, где что ни вечер-ночь клубилась, дымилась, плясалась и кувыркалась художественная жизнь города. Здесь читались стихи, ставились спектакли, импровизировали сценки актеры, приезжавшие сюда после спектаклей, учились модным фокстроту и «кэк-уоку», позировали и рисовали художники, ставили голоса певцам и показывали фокусы. Здесь, наконец, праздновали в складчину (вино, пирожные и бутерброды) любой мало-мальский успех!

Знаете ли вы, что здесь создавал свой прославленный театр «Летучая мышь» Никита Балиев (первый спектакль «Синяя птица» имел место здесь 29 февраля 1908 г.)? Здесь, как красиво пишут, «раскинул свой театральный шатер» театральный критик Петр Ярцев, создавший нечто вроде актерского клуба. В шатре том «беспрерывно варился кофе, на низких диванах полусидели, полулежали зрители и исполнители, нельзя было и разобрать, кто за чем пришел, — вспоминал свидетель. — Среди ночи пили коньяк. Приезжали Леонид Андреев, треугольный Мейерхольд, кто-то играл на рояле. Борис Пронин, помреж Художественного театра, с открытой шеей и белым отложным воротничком, как у Блока, вихрем носился, вздувая энтузиазм… Жилось интересно…»