Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Здесь в каком-то черном балахоне, с гитарой дебютировал Александр Вертинский: «Ваши пальцы пахнут ладаном, — пел с импровизированной эстрады, — а в ресницах спит печаль…» Тут актриса МХТ Ольга Гзовская открыла «Студию свободного танца» в манере Айседоры Дункан, а поэтесса и художница Нина Серпинская — «Подвал общества художниц». Стены, обитые светлым кретоном, небольшая, уютная эстрада с артистической уборной, отдельный ход — все соответствовало назначению студии для интимного кабаре. Два раза в неделю Серпинская и ее друзья ставили здесь обнаженную модель, потом оставались для общего чая. «Каждый член-основатель имел право водить своих знакомых, внося по рублю за вход и чай с угощением. Мы, — пишет Серпинская, — не ожидали, какой быстрой и громкой популярностью станут пользоваться наши вечера. Вскоре подвал, не вмещавший больше ста человек, к десяти часам наполнялся так, что остальные гости не могли втиснуться».

И, конечно, подвал в Соймовском как бы дал начало всем кабаре, кабачкам и кафешкам Серебряного века, где будет «весело, озорно, оживленно». Ведь не пройдет и трех лет, как тот же Борис Пронин, помогавший здесь Ярцеву, откроет в Петербурге подвальчик-кабачок «Бродячая собака», а потом и «Привал комедиантов». И «репертуар» будет тот же: со стихами и мордобоем, с романсами и истериками, со спектаклями и эпатажем до «обнаженки». Ведь они десятками расплодятся в двух столицах: «Лукоморье», «Би-ба-бо», «Кривое зеркало», «Алатр», «Черный лебедь», «Хромой Джо», «Максим», «Домино», «Стойло Пегаса», «Питтореск», «Табакерка». Все эти заведения богемы и определят во многом будущее «лицо» русского Серебряного века. Действительно «Дом-сказка», но сказка уникального явления в мировой культуре — сказка Серебряного века.

265. Солянка ул., 12— 14(с.), — Воспитательный дом (1764, арх., предположительно, Д. И. Жилярди), приют для сирот, основанный по указу Екатерины II И. И. Бецким.

В Москве много домов с «историей», но единицы, чья история насчитывала бы 250 лет. Этот дом — один из них. А если знать, что ступени его подъездов хранят следы Пушкина, Гоголя, Аксакова, Погодина, Цветаевой, Бабеля, Булгакова, Олеши и Паустовского, то, разумеется, пройти мимо него невозможно.

И. И. Бецкой

Говорят, здания эти были заложены на огромном лугу, где проходила когда-то великая Куликовская битва. Версия Новой Хронологии А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского. По ней именно здесь, на Кулишах, произошла знаменитая битва Средневековья. Проверить эту идею, увы, невозможно, ибо тотальная постройка Воспитательного дома накрыла бывший луг. Раскопки невозможны. Историки, кстати, всерьез утверждают, что это было сделано намеренно: «Команда, которой было поручено в ХVIII в. написать историю России и в которую входил, видимо, Бецкой, — цитирую я один из документов, — достаточно быстро и совершенно обоснованно поняли, что реальное поле рано или поздно выдаст свои тайны. Поэтому надо было застроить эту территорию не рядовыми деревянными постройками, которые могут исчезнуть, а сооружением, которое простоит столетия, пока новая история исчезнет в умах „людей нового типа“». Что ж, если это так, то «государственный проект» по сокрытию подлинной истории государства удался вполне.

Но у дома этого давно родилась своя славная история. Ведь Бецкому помимо всего прочего изначально было «высочайше поручено» переделать «диких и невежественных россиян в „нормальных людей“». Здесь располагался когда-то Опекунский совет, в котором, пишут, бывал А. С. Пушкин, а до него, в Сиротском институте, в казенной квартире жил с 1795 по 1801 г. — 30-летний прозаик и переводчик Василий Сергеевич Подшивалов, призванный в качестве помощника главного надзирателя «наблюдать» за почти двухтысячной армией воспитанников. Забытое имя, скажете? Так, да не так. Издатель и редактор журнала «Приятное и полезное препровождение времени», где печатались почти все известные писатели и писательницы нового «карамзинского направления», он и сам обращался с предисловиями, которые так «просветительски» и назывались: «К сердцу», «К жизни», «К уму», «К смерти». Он, напишет потом Н. И. Греч, «заслуживает благодарное воспоминание потомства не за классические сочинения, а за усердное и успешное распространение вкуса и чистоты слога в нашей литературе»…

И тут же, в казенной квартире, но с 1839 г., жил педагог, профессор судебной медицины Александр Осипович Армфельд, у которого и бывали Гоголь, Аксаков, Погодин и многие другие. А в самом институте позже учились и рано оставшаяся без родителей будущая актриса Вера Комиссаржевская, и также круглая сирота, будущая любовь Блока, которую он назовет «Снежной маской», актриса Волохова, тогда, разумеется, Анцыферова — женщина с «крылатыми глазами», по выражению поэта.

Я по крохам собирал «литературную историю» этого дома. В ХХ в. это был «громадный, океанский дом с сотнями комнат, бесчисленными переходами, поворотами и коридорами, сквозными чугунными лестницами, закоулками, подвалами, наводившими страх, парадными залами, домовой церковью и парикмахерской, — напишет о нем Паустовский. — Чтобы обойти все это здание по коридорам, нужно было потратить почти час…» И где-то здесь находилось родовспомогательное отделение для бедных, где в платных палатах лежали, представьте, сестры Цветаевы. Сначала Ася Цветаева рожала здесь первенца Андрея (уж не по секрету ли от отца, ибо ей было еще 17), а через пять лет, 13 апреля 1917 г., здесь появилась на свет вторая дочь Марины Цветаевой, Ирина. Больше двух недель пролежала здесь Цветаева, полная разочарования: она ждала сына, а явилась на свет дочь.

«У Ирины темные глаза и темные волосы, — сообщала в записке домой, — она спит, ест, кричит и ничего не понимает…»

Несчастная судьба будет ждать Ирину; родившаяся, по сути, в приюте, она и умрет в приюте. А «разочарование» Марины в ребенке было столь велико, что сестра мужа ее, увидев Ирину всего через полгода, запишет: «Сережина девочка — это такой ужас! Равного я не видела в жизни. Несчастный большеглазый скелетик, на котором висит кожа…» «Случайный ребенок, — запишет о ней позже и Марина. — Я с ней не чувствую никакой связи. (Прости меня, Господи!) — Как это будет дальше?..» Как это было дальше, мы уже знаем…

Наконец, в этом доме, через год после Цветаевой, с помпой откроют Дворец труда. И здесь, напишет тот же Паустовский, вдруг «мирно зажили десятки всяких профессиональных газет и журналов, сейчас уже совершенно забытых». Многие и впрямь ныне действительно забыты, но не газета «Гудок», в которой здесь, в 1924-м, вместе с Паустовским «служили» и сотрудничали Михаил Булгаков, Бабель, Олеша, Зозуля, Катаев, Ильф с братом Катаева Евгением Петровым, Славин, Эрлих и многие другие. А сам этот дом был красочно описан впоследствии Ильфом и Петровым в романе «Двенадцать стульев»…