Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Перед этим последним в моем повествовании домом невозможно не остановиться. С ним связано много тайн, но ведь и внешне он завораживает нездешней, древней красотой. Фантастика, но более 100 лет назад, в 1904 г., перед этим домом, ровно как и вы, стоял великий Хлебников и любовался им. На юг, родителям, написал: «С Москвой я теперь так освоился, что я себя не представляю иначе как в Москве… Сегодня я опять ходил и второй раз осмотрел московский Исторический музей и дом Игумнова. Дом Игумнова построен в стиле боярского терема и очень художественен: с пузатыми колонками, изразцовыми плитками, чешуйчатой крышей. Я спросил извозчика, где этот дом, он ответил и добавил: „очень хороший дом“. Так как простые люди обыкновенно не ценят архитектуры, то, очевидно, этот стиль наиболее близок и понятен русскому человеку…»

Для меня же этот дом ценен тем, что здесь жил писатель-мечтатель, или — лучше сказать! — мечтатель-писатель. «Художник мысли» — как назвал его член Политбюро Бухарин. Или — «великий визирь большевистской державы», революционер с 1896 г., который был изгнан из партии самим Лениным. Вроде бы, пишут, из-за «идейных разногласий», но на деле — из-за боязни конкурента на пути к личной власти. Ведь, по слухам, в этом доме он не умер — убили его. И тайна, конечно, что стало с мозгом «художника мысли», который и после смерти его долго еще хранился в доме Игумнова.

Я говорю, конечно, об Александре Малиновском, известном в политике и науке, да и в русской литературе по псевдониму Богданов. Псевдонимов у него было много: Вернер, Максимов, даже Рядовой. Но как раз «рядовым» он ни в чем и никогда не был. Возможно, нынче здесь, в посольстве Франции, и поминают на приемах великих французских энциклопедистов, но помнят ли, что здесь два года жил и работал наш отечественный энциклопедист. Я не преувеличиваю. Он, прошедший в молодости царские ссылки и тюрьмы, был одним из крупнейших теоретиков общественной мысли (в 24 года написал «Краткий курс экономической науки», в 26 — «Основные элементы исторического взгляда на природу», а в 33 года — знаменитый труд «Эмпириомонизм», из-за которого Ленин «озлился и взбесился необычайно»). Он был дипломированным врачом, лечившим когда-то философа Бердяева, ученым, занимавшимся не только наукой о социализме и общественном сознании (вспомните его тектологию), но и основами кибернетики наравне с американцем Джоном фон Нейманом, Он станет первым идеологом Пролеткульта, профессором МГУ и одним из руководителей Комакадемии. Наконец, он, будучи близким другом Циолковского, стал писателем, открывшим жанр в русской литературе — коммунистическую утопию и поставившим вопрос о бессмертии человека и человечества. Но во всех его ипостасях — это-то и поразительно при его разносторонности! — он был удивительно цельным человеком, ибо им всегда двигала любовь к человеку. И, конечно, Кровь. Именно так — с большой буквы.

Слышали ли вы что-либо о «пластинах крови» Рудольфа Штейнера, философа-мистика? Он утверждал (а Богданов бывал на его лекциях в Цюрихе), что ему доподлинно известно: на пластины крови человека «идет непрерывная запись информации о малейших изменениях во внешнем мире». А значит, считал Богданов, надо научиться понимать «язык крови», чтобы избавить человека от сбоев в получении этой информации, чтобы продлить жизнь человека, а в будущем достичь и бессмертия. И он еще в 1907-м, заглядывая в будущее, пишет фантастический роман-утопию «Красная звезда», про цивилизацию, созданную на Марсе, которая знает способ сохранения молодости. «Лучшие условия жизни? Да… Но не только, — говорит в романе нашему космонавту марсианин Нэтти. — Мы… устраиваем обмен крови между двумя человеческими существами… Кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешиваясь там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани». Такой как бы «обмен жизни не только в идейном, но и в физиологическом существовании»… Идее «физиологического коллективизма» и «кровному родству» был посвящен и следующий фантастический роман этого упрямого человека — «Инженер Мэнни» (1911). Но не утопией и не фантастикой стало ныне претворение в жизнь его идей. Уже в 1923-м он начал опыты с переливанием крови на себе (11 экспериментов) и единственном сыне своем. Леонид Красин, комиссар и покровитель науки, писал жене: «Богданов, кажется, помолодел на семь, нет, на десять лет после процедуры». Поддержала ученого и сестра Ленина, Мария Ульянова, также пошедшая на эксперимент. От переливания крови улучшалось зрение, пропадало выпадение волос, росла работоспособность. «Обмен крови должен приводить к глубокому очищению и освежению организма, к освобождению от специфических вредных для него внутренних ядов», — писал Богданов. Его болезненный от рождения сын после двух переливаний крови от известного спортсмена стал неузнаваем (спустя десятилетия он, став ученым-генетиком и геронтологом, утверждал, что именно переливание сделало его крепким и работоспособным). Сын ученого проживет до 86 лет. Продлят жизнь по методике Богданова уже в наши дни Брежнев, Андропов и Суслов, у которых были такие возможности. А вот сам ученый скончается на 12-м переливании. Его партнер, сосед по операционному столу, студент Кодомасов, после обмена литром крови выжил, а вот Богданов из-за «несовместимости» крови через две недели скончался. Шутил, смеялся, вел записи «по самонаблюдению», но не выдержали почки.

Смерть «художника мысли» в 54 года породила множество тайн. Думали, самоубийство. Роберт Пейн в своей биографии Ленина прямо писал: «В один из дней 1928 года он (Богданов) совершил самоубийство, перелив себе инфицированную кровь». Сын Богданова считал, что отца убили, подозревал сотрудницу института Комисарук. Она могла «помочь» ему не выжить после побочной реакции. Кроме того, у кровати ученого нашли пузырек калия хлората. Коллеги Богданова даже обратились к наркому здравоохранения Семашко с просьбой провести расследование. Но его результаты остались неизвестны, и доказательств версии нет и доныне.

Богданова кремировали, а мозг оставили в доме Игумнова, в Институте мозга, который также располагался одно время здесь. Но памятью ему стало не только широкое донорское движение в России, не только последователи в литературе: А. Толстой с его «Аэлитой» и Ефремов с «Туманностью Андромеды», но и открытие в 1999 г. в Екатеринбурге Международного института имени А. Богданова. «Для объединения, координации и развития фундаментальных и прикладных исследований российских и зарубежных ученых, — как записано в его программе, — творчески применяющих идеи, заложенные в научном наследии великого русского мыслителя Александра Александровича Богданова».