Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

100. Денисовский пер., 13(с. п.), — Ж. — в собственном доме, с 1780-х гг., вернувшийся из Петербурга — драматург, поэт и переводчик Денис Иванович Фонвизин. Б. — брат Д. И. Фонвизина, поэт и переводчик П. И. Фонвизин, поэты М. М. Херасков, И. И. Дмитриев, С. Л. Пушкин (отец поэта), художник Ф. С. Рокотов и др.

Фонвизин — москвич по рождению (он родился, провел детство и юность и впервые напечатался в газете в доме родителей — Рождественский бул., 15, увы, утраченном) — большую часть жизни прожил и умер в Петербурге. Но закатные годы жизни провел здесь, по этому адресу.

Первый драматург России — Денис Фонвизин

В Петербург он впервые отправился в 1760 г., как лучший ученик университета, и именно там познакомился не только с Ломоносовым, но и впервые побывал в профессиональном театре.

«Действия, произведенные во мне театром, — вспоминал, — почти описать невозможно: комедию, виденную мною, довольно глупую, считал я произведением величайшего разума, а актеров великими людьми, коих знакомство, думал я, составило бы мое благополучие…» И понятно, что будущий первый драматург России был и горд, и счастлив, когда Екатерина II в ответ на его челобитную разрешила ему приехать в столицу и поступить в 1763-м «переводчиком, капитан-поручья чина» в Иностранную коллегию. По праву напишет потом в первой пьесе «Корион»: «Москва и Петербург довольно мне знакомы, // Я знаю в них почти все улицы и домы…» Но сатириком не по званию, по духу, был еще с детства. «Острые слова мои, — вспомнит, — носились по Москве; а как они были для многих язвительны, то обиженные оглашали меня злым и опасным мальчишкою… Меня скоро стали бояться, потом ненавидеть; и я вместо того, чтоб привлечь к себе людей, отгонял их от себя и словами, и пером…»

Слава богу, что первая комедия его «Бригадир» (1769), московская по содержанию пьеса, была окончена и читана в Москве. Наконец, в Москве жили его близкие: брат Павел и старшая сестра Феодосия, оба поэты и переводчики. У последней, которая была замужем за В. А. Аргамаковым, дальним родственником А. Н. Радищева, драматург и бывал, и, случалось, останавливался ( Мал. Дмитровка ул., 18).

«Недоросль», самая знаменитая комедия Фонвизина, также разделила успех между двумя городами: в 1872-м была поставлена в Петербурге, а через год — в Москве. И именно в Москве наш драматург впервые выступил в спектакле и как актер, сыграв роль Скотинина. Это случилось в любительском спектакле в доме Апраксиных ( Знаменка ул., 19).

Наконец, здесь, незадолго до смерти, Денис Иванович захотел издавать два журнала: «Друг честных людей, или Стародум» (издание запретит императрица) и журнал «Московские сочинения». Из последней затеи также ничего не выйдет, и — рискну предположить! — может, эти неудачи и подкосили писателя. Видимо, отсюда его, разбитого параличом, увезут в Петербург, где драматург и скончается…

Увы, этого звания — «драматург» — не появится потом на могильном камне писателя. Там будет выбита почти анкетная надпись: «Под сим камнем погребено тело статского советника Дениса Ивановича Фонвизина. Родился в 1745 году, апреля 3 дня. Преставился в 1793 году декабря 1 дня. Жизнь его была 48 лет, 7 месяцев и 28 дней».

101. Дмитровка Бол. ул., 4/2(н. с.), — с 1802 г. — дом С. А. Раевской, внучки М. В. Ломоносова. Ж. — с 1834 по 1839 г., после ссылки, в семье родителей своей жены Екатерины Петровны Киндяковой— подполковник, участник войны 1812 г., приятель Пушкина и адресат его стихотворения «Демон» Александр Николаевич Раевский.

Раньше, с 1920-х гг., эта улица называлась именем Эжена Потье (с чего бы вдруг, казалось), а с 1937 г. — Пушкинской, хотя домов, где жил поэт, на ней не было и нет. И очень жаль (мне, во всяком случае!), что до нас не дошел дом, стоявший на месте этого нынешнего дома. Ведь в нем жил как раз Раевский — может, самый таинственный персонаж пушкинской биографии, имевший на поэта, как пишут, «огромное влияние».

Е. К. Воронцова

Рисунок А. С. Пушкина

Они познакомились в 1820 г., на юге, куда поэт приехал с семьей Раевских. Александр Раевский, как старший по возрасту, как человек, награжденный в войну с французами «золотой саблей» за храбрость, бравший Париж, не мог не заинтересовать молодого поэта. А кроме того, чуть позже, в 1823 г., в Одессе, живя в доме генерал-губернатора, графа М. С. Воронцова, Раевский влюбится в жену вельможи — красавицу Елизавету Ксаверьевну Воронцову (урожд. Элизу Браницкую) и невольно окажется «соперником» по чувству к ней и Александра Пушкина, также жившего в то время в Одессе.

Пушкин близко сойдется с Раевским и одно время окажется под сильным влиянием его «язвительных речей», вливавших в душу его «хладный яд». О Раевском напишет тогда же стихи — «Демон», «Ангел» и, как предполагают, «Коварность». А «демоническое обаяние» циника и повесы Раевского долго будет преследовать поэта…

Что говорить, родной отец Раевского горько писал про сына: «Я ищу в нем проявления любви, чувствительности и не нахожу их. Он не рассуждает, а спорит, и чем более он не прав, тем его тон становится неприятнее, даже до грубости… У него ум наизнанку… Я думаю, что он не верит в любовь, так как сам ее не испытывает…» А Филипп Вигель, также приятель Пушкина и адресат его шутливых стихов, скажет, что Раевский отличался от всех каким-то «неприязненным чувством ко всему человечеству». Напишет: «В нем не было честолюбия, но из смешения чрезмерного самолюбия, лени, хитрости и зависти составлен был его характер… Наружность его сохраняла еще некоторую приятность, хотя телесные и душевные недуги уже иссушили его и наморщили его чело…», а «демоническая злоба… заставляла его ненавидеть тех, кто делал ему добро, разрушать счастье везде, где он ни замечал его…» Пишут, что Пушкин, беседуя с ним вечерами, «имел позволение тушить свечи, чтобы разговаривать с ним свободнее впотьмах…» Но — о чем? — жутко ведь интересно…

И вот такие они, оба, оказались влюблены в Елизавету Воронцову, которая, кстати, была старше поэта на семь лет, но которую он красиво звал «принцессой Бельветрилль», из-за любви ее к строке Жуковского «Не белеют ли ветрила, не плывут ли корабли…».

Воронцов, муж «принцессы», повел себя благородно, до ревности не опускался и, как утверждают, просил отозвать поэта из Одессы, ибо ему стало известно о готовящемся побеге Пушкина в Турцию. Как было на самом деле, неизвестно, но оба — и Раевский, и Пушкин — считали потом ребенка графини Воронцовой «своим».