Дирк Уффельманн - Дискурсы Владимира Сорокина

В противовес прежней аполитичной риторике первые публичные высказывания Сорокина о политике, относящиеся к середине 2000-х годов, носят достаточно широкий характер: в них он резко порицает российскую политическую культуру как таковую679. В 2010-е годы Сорокин перешел к более прицельной и конкретной критике неоимпериалистической геополитики России680, особенно политики Путина в отношении Украины681.

Наиболее часто цитируемое интервью Сорокина — «Темная энергия общества» (Die finstere Energie unseres Landes), данное им немецкому журналу Der Spiegel6%2, — единственный известный мне профессиональный перевод текста Сорокина на английский язык, сделанный не с русского оригинала (который можно найти на сайте srkn.ru683). В английском переводе (в отличие от немецкой и русской версий) в заголовок вынесена другая цитата из интервью журналу Der Spiegel — «Россия шаг за шагом сползает в направлении авторитарной империи» (Russia Is Slipping Back into an Authoritarian Empire)6№. Американские редакторы в 2014 году обозначили политическую позицию Сорокина с еще большей терминологической определенностью, чем немецкие журналисты в 2007-м. В интервью Сорокин рассказывает о собственной эволюции и относит решающий перелом в своей гражданской позиции примерно к 2005 году:

В каждом из нас живет гражданин. Во времена Брежнева, Андропова, Горбачева и Ельцина я постоянно старался гражданина в себе отодвигать на задний план, уговаривал себя, что я художник. Сформировался как литератор я в московском андерграунде, где хорошим тоном считалась аполитичность. <.. .> И так я жил, пока мне не исполнилось 50. Сейчас гражданин во мне проснулся685.

В 2007 году прежнее обобщенное недовольство Сорокина сменилось конкретной реакцией на военную политику Путина: «Это не может меня как гражданина не настораживать». И проснувшийся интерес к политике побуждает Сорокина не только критиковать, но и осторожно высказываться в поддержку отдельных фигур — он одобрительно отзывается о деятельности бывшего премьер-министра Михаила Касьянова, чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова и бывшего кандидата в президенты Ирины Хакамады. Сорокин даже требует действий — от каждого российского гражданина: «Гражданина в себе каждый должен пробудить сам». Не меньшего он ожидает и от Запада: «Западу следовало бы больше озаботиться правами человека в России»686.

После еще нескольких политизированных интервью такого рода журналисты предложили Сорокину публиковать в западных изданиях собственные эссе на политические темы687. И он согласился, оснащая саркастические наблюдения некоторыми литературными приемами, характерными для его художественной прозы. В июле 2014 года Керстин Хольм, давно работающая корреспондентом ведущей солидной немецкой газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung в Москве, попросила Сорокина прокомментировать российскую военную кампанию на юго-востоке Украины. В ответ писатель нашел парадоксальную на первый взгляд сексуальную метафору, иллюстрирующую не военное вмешательство, а психологическую травму, которую нанес перепуганной России Евромайдан: «Украина проникла в нас»688. Отсылая к разнообразным клише, сложившимся в русскоязычном дискурсе в ходе обсуждения протестов в Украине, Сорокин развивает сексуальную метафору, обозначенную в названии немецкой версии эссе:

Россия забеременела Украиной. Желто-голубой сперматозоид Майдана <...> сделал свое мужское дело. <...> В исполинском теле России зашевелилась новая жизнь: свободная Украина. Власть имущих охватил ужас, либералов — зависть, националистов — ненависть689.

Ответную агрессию России Сорокин рисует и с помощью типичных для него физиологических образов690: «Как известно, у беременных иногда просыпается волчий аппетит на сырое мясо. И гляди-ка, взяла и откусила кусок от живого организма — Крым». Лишь в заключительной части эссе телесным метафорам дается конкретное политическое истолкование: «Неизбежно предстоят роды. <...> Младенец получит красивое имя: Расставание С Империей».

Как явствует из наводящих вопросов журналистов Der Spiegel и того факта, что в 2014 году эссе Сорокина было одновременно переведено Керстин Хольм для Frankfurter Allgemeine Zeitung и Джейми Гэмбрелл для The New York Review of Books, западные СМИ отчасти спровоцировали или даже повлияли на новую гражданскую позицию Сорокина. К тому же западные публицисты порой стремятся увидеть в Сорокине-художнике политического пророка691, хотя сам он неоднократно, в том числе в 2000-е годы, высказывался против представлений о воспитательной функции литературы692. Упрощенное восприятие творчества Сорокина, нечуткое к его художественной (и авангардной) стороне, с 2006 года возобладало в массовом сознании как в России, так и за ее пределами.

И в творческой эволюции Сорокина, бесспорно, присутствует один очевидный фактор, послуживший предлогом для подобных упрощенных трактовок: постепенное движение от пристального интереса к прошлому — советской эпохе и соцреализму (1980-е годы) — к общим чертам тоталитарных режимов в Германии и СССР (1990), а затем к новым темам, относящимся к ближайшему будущему (2020-2060-е годы), но при этом заимствующим многие черты из прошлого. Первое крупное произведение, написанное Сорокиным в постсоветский период, «Голубое сало», которому посвящена следующая глава, отчасти связано с наследием тоталитарных режимов, но вместе с тем обращено к фантастическому будущему — 2068 году.

В 2068 году в Сибири «биофилолог» пишет четырнадцать интимных посланий любовнику-гею о загадочном веществе, вырабатывающемся в клонах русских писателей-классиков693. В 1954 году в резиденции Гитлера на Оберзальцбурге Сталин берет верх над Гитлером и через глаз вводит полужидкую субстанцию себе в мозг, разрастающийся до объемов вселенной694. Так начинается и кончается бестселлер Сорокина, написанный в 1999 году. Какая связь возможна между столь разноплановыми сюжетами? Ответ — в названии романа, в «голубом сале» — веществе, выработанном клонами русских писателей в 2068 году и перенесенном в альтернативную историческую реальность 1954 года, где по-прежнему живы Гитлер и Сталин.

Фантастический роман, написанный Сорокиным в 1999 году, распадается на два разнонаправленных временных вектора695: один устремлен в будущее, в 2068 год, другой — в прошлое, в 1954-й. Учитывая конфликт между «футуристической» поэтикой связующей и обрамляющей сюжетной линии и разнообразными «пассеисткими» эпизодами, вставленными в основную фабулу, «Голубое сало» вполне можно рассматривать как буквальную иллюстрацию заявления, неоднократно повторенного затем Сорокиным в ряде интервью: «Я много раз говорил: мы живем между прошлым и будущим»696.