Евгений Неёлов - Волшебно-сказочные корни научной фантастики

Гуляковский Е. Я. Сезон туманов. М., 1982, с. 302–303.

Ср. с Рекой — самодвижущейся дорогой В. А Обручева в «Плутонии».

Стругацкие А. и Б. Полдень, XXII век (Возвращение) М.,1967, с. 89.

Ср. напр.: «Такие писатели, как И. Ефремов, занимают оптимистическую позицию, веря, что человечеству удастся установить контакт с жителями других планет и что основой его будет взаимопонимание и взаимопомощь. Стругацкие, полемизируя с такой позицией, на наглядном примере показывают, что попытка контакта “может кончиться неудачей”» (Шек А. О своеобразии научной фантастики А и Б. Стругацких. — Труды Самаркандск. гос. ун-та им Навои. Новая сер., вып. 200. Вопросы теории и истории литературы. Самарканд, 1972, с 135).

Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман, с. 345

Тамарченко Е. Мир без дистанций. — Вопросы литературы, 1968, №11, с. 110 (выделено автором).

Стругацкий А., Стругацкий Б. Трудно быть богом. Понедельник начинается в субботу (Биб-ка современной фантастики в 15-ти т., т. 7) М., 1966, с. 39. — Текст романа в дальнейшем цитируется по этому изданию, страницы указываются в скобках.

Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман, с. 354.

Стругацкие А. и Б. Полдень, XXII век (Возвращение), с. 84–85.

Стругацкие А. и Б. Попытка к бегству. Хищные вещи века. М., 1965, с. 11.

Стругацкие А. и Б. Парень из преисподней. — Аврора, 1974, №. 11, с. 41.

То, что лесопарк Стругацких — сосновый, тоже не случайно. Здесь сливаются воедино и фольклорные, и современные научные представления. С одной стороны, как отмечают фольклористы, сосне «в условиях севера (т. е. там, где она широко распространена. — Е. Н. ) придается особое значение в самых разных обрядах». Сосна может «...наделяться всеми признаками священного дерева» (Криничная Н. А. Историко-этнографическая основа преданий о «панах». — Советская этнография, 1980, №1, с. 121). С другой стороны, «представьте себе, — пишет доктор биологических наук Ю. Синадский, — уральский сосновый бор, золотисто-розовый или медно-красный в солнечный день: это надежное домовитое место, где человек, не уставая, может жить месяцами и находить там и отдохновение, и вдохновение. И это не пустые слова. Сосна выделяет огромное количество фитонцидов, поэтому воздух в сосняке стерильный... Сосновые деревья так высоки, что даже при сильном ветре в лесу тихо и покойно, и могучий гул в вышине не тревожит, а успокаивает» и т. д. (Синадский Ю. В защиту сосны. — Неделя, 21–27 апреля 1980).

Стругацкий А., Стругацкий Б. Обитаемый остров. М, 1971, с. 13.

Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки, с. 45.

Надо отметить, что сравнение Антона-Руматы с ребенком не только соответствует духу архетипической сказочной ситуации (ребенок = младший брат), но и глубоко концептуально, ибо будущее, как было видно в прологе, соотнесено с детством.

Лупанова И П. «Смеховой мир» русской волшебной сказки, — В кн.: Русский фольклор. Т. XIX Л., 1979, с. 66.

Замечательна и неслучайна перекличка этих слов с известными словами Н. Г. Чернышевского из романа «Что делать?»

Термин «антисказка» в фольклористике некоторыми учеными употребляется для определения «сказок, которые заканчиваются трагически, в противовес обычному и определяющему жанр счастливому разрешению конфликтов» (Moser-Rath E. Antimärchen. — In: Enzyklopädie des Märchens, Bd 1, Lief. 3. Berlin; New York, 1976, 609–610).

Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман, с. 346.

Неклюдов С. Ю. Время и пространство в былине. — В кн.: Славянский фольклор. М., 1972, с. 33.

Там же, с. 41.

Пропп В. Я. Русский героический эпос. М., 1958, с. 150. — Трактовка былины, представленная в этой монографии, оспаривается некоторыми исследователями, в частности Д. М. Балашовым. Но Д. М. Балашов, полемизируя с В. Я. Проппом, имеет в виду задачу историко-этнографической реконструкции древнейших истоков сюжета, в то время как В. Я. Пропп анализировал идейно-художественный смысл былины в тех вариантах, которые реально зафиксированы собирателями. Поэтому полемика Д. М. Балашова сама может быть оспорена. Например, о трагической сцене убийства Настасьи исследователь пишет: «Стремясь порвать незримую пить, связавшую его, и любым путем утвердить непререкаемость мужского авторитета, Дунай убивает Настасью. Нет, он этим не доказывает свою неполноценность, наоборот, он здесь, как нигде, богатырь, идущий не разбирая пути, до конца, до предела» (Балашов Д. М. «Дунай». — В кн.: Русский фольклор. Т. XVI. Л., 1976, с. 105). Может быть, с точки зрения предположения о том, что герои былины — «божества главных рек» (с. 104) и других мифологических толкований, подобная трактовка и будет справедливой, но с точки зрения художественного смысла былины она кажется чуть ли не кощунственной: Дунай убивает свою жену, чтобы «любым путем» (!) утвердить свой «мужской авторитет», и «он здесь, как нигде (?!), богатырь». Если в этом «как нигде» проявляется богатырское начало, то комментарии, как говорится, излишни. Вообще, в полемике Д. М. Балашов, вероятно, невольно, но подводит читателя к мысли о том, что былина о Дунае не имеет особой художественной ценности: «Невозможно также отвергнуть бросающийся в глаза составной характер былины. Добывание жены для Владимира и встреча с Настасьей шиты буквально белыми нитками. Дунаю приходится на полдороге бросить поручение, передоверить Апраксу Добрыне; слишком несхожими оказываются сестры, дочери литовского короля: теремная затворница — и поляница...» (с. 104). Если в былине многое «шито белыми нитками», то перед нами не совсем удачная контаминация различных мотивов, а не «одна из лучших русских былин вообще» (Пропп В. Я. Русский героический эпос, с. 134). Б. Н. Путилов, отметив загадочность былины о Дунае, так объясняет то, что может показаться «шитым белыми нитками»: «Можно сказать, что история былины о Дунае отражает сложную борьбу между вторым сюжетным планом и подтекстом. Первый придает былине логическую ясность, усиливает ее исторические аспекты. Второй сохраняет характерную для сюжета многомерность, глубину замысла, драматическую недосказанность» (Путилов Б. Н. Сюжетная замкнутость и второй сюжетный план в славянском эпосе. — В кн.: Славянский и балканский фольклор. М., 1971, с. 83).

Moser-Rath E. Antimärchen, S. 610.

Урбан А. Фантастика и наш мир. Л., 1972, с. 193.

Иванов Вяч. Вс. Мотивы восточно-славянского язычества и их трансформация в русских иконах. — В кн.: Народная гравюра и фольклор. М., 1976, с. 269.