Владимир Гаков - Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)

Наконец, поставленные на заре кибернетики фундаментальные проблемы не только не были решены, но буквально низвергли на головы и оптимистов и пессимистов массу новых парадоксов.

Впрочем, в наши намерения не входит излагать курс истории кибернетики — она уже написана. Правда, было бы правильнее именовать ее все-таки предысторией.

Ибо за тридцать пять лет существования этой науки происходила своего рода "разминка", проба сил и возможностей, не говоря уже о выявлении тупиков и пределов. Вычислительных машин построили великое множество, а вот что касается вопросов принципиальных… Кибернетика не решила тех грандиозных задач, на которые было замахнулась по молодости лет, но зато у нее хватило времени, чтобы трезво осознать, какая бездна отделяет ее от решения. Разве одно это не свидетельствует о конце детства и наступлении зрелости? Достаточно перечитать отчеты в популярных журналах о последних конференциях кибернетиков, чтобы ощутить общую атмосферу начавшегося отрезвления.

Путь от первых вычислительных устройств до постановки проблемы "искусственный интеллект" был одновременно и коротким и долгим. Не так уж много лет прошло, но сколько тропинок отшагала человеческая мысль и в скольких перебывала тупиках!

…Как они все-таки оказались схожи — кибернетика и фантастика, эти две дерзкие дочери научно-технического прогресса! Обе в молодости замахнулись на недостижимое (предсказание будущего, создание искусственного разума), обе столкнулись с массой непредвиденных сложностей. Сейчас в тоне теоретиков фантастики и кибернетиков бравой уверенности заметно поубавилось; но именно сейчас ясно, что этим пограничным областям научного и художественного мышления принадлежит будущее.

Почему пограничного? Потому что фантастика задалась целью расширить мир на те области пространства — времени, что еще предстоит познать, или те, которые не будут познаны никогда. То же самое в отношении человеческого разума ожидали от кибернетики. А будущее… Что касается фантастики, то наша уверенность в ее бурном и прекрасном будущем зиждется на твердом логическом фундаменте: мир, в котором мы сейчас живем, становится день ото дня все более фантастичным.

С другой стороны, можно сколько угодно иронизировать над амбициями строителей искусственного интеллекта (а они и сами дают основания для иронии), но нельзя сбрасывать со счетов и то полезное, что привнесла кибернетика в мир людей. Не появись она вовремя, в сопровождении совершенно еретических философских вопросов, столетиями занесенных в разряд "табу"; не дерзни ученые хоть в теории повторить то, что удалось Бецалелю, Франкенштейну и Россуму, — создать искуственный разум — мы, вероятно, в чем-то отстали бы в изучении нашего собственного разума.

За последние десятилетия практическая кибернетика развилась необыкновенно, и нынешние поколения ЭВМ похожи на своих ранних предшественников, как современные сверхзвуковые авиалайнеры — на "этажерку" братьев Райт [33] Карл Саган как-то заметил: "Межпланетная станция "Викинг" имеет наружный скелет, множество присущих насекомому воспринимающих органов и наделена интеллектом, примерно равным интеллекту стрекозы… Создание механизма, обладающего интеллектом насекомого, может показаться не таким уж большим достижением. Однако природе понадобилось на это 4 миллиарда лет. Мы исследуем космос меньше одной стомиллионной части этого времени…" . Компьютеры сейчас настолько органично вошли в нашу повседневную жизнь, что мы порой их даже не замечаем.

С компьютерами советуются ученые, врачи, юристы, инженеры и преподаватели; в конце XX века даже браком нередко сочетаются по советам электронной свахи. Можно продолжить список, но в мозг уже закрадывается тревога: а где пределы всемогущества компьютеров? Что они еще могут контролировать — социальную ориентацию, нормы поведения, мысли, чувства? Что еще?

Увы, ответы на эти вопросы пока можно отыскать только в фантастике. Тем более, что, несмотря на успехи вычислительной техники, "отцы" кибернетики думали о своем детище прежде всего как об обобщающей философской дисциплине. И на вопрос, который задал в начале пятидесятых годов Алан Тьюринг, — может ли машина мыслить? — ответа не получено до сих пор.

А попытка даже грубо описать нечеловеческий разум открыла такие бездны непонимания разума человеческого, что стало ясно: до эпохи настоящей истории кибернетики пройдут годы.

Нам говорят "безумец" и "фантаст",

Но, выйдя из зависимости грустной,

С годами мозг мыслителя искусный

Мыслителя искусственно создаст.

Занавес опять поднят. На сцене, залитой искусственным мертвенным светом (отчего она напоминает операционную), декораций практически нет — одна только бесконечная стена, холодно отливающая эмалью и усеянная множеством каких-то лампочек, панелей управления, индикаторных щитов. Слышится стрекот печатающего устройства, да где-то за стеной, извиваясь змеями, шуршат перфоленты. Холодно и неуютно, как в больнице.

И лишь спустя какое-то время мы начинаем различать в треске, шелесте, жужжании свою внутреннюю логику. Оказывается, и в подмигивании лампочек скрыт определенный смысл: несмотря на пустую сцену, действие началось, и кто-то невидимый и зловещий ведет свою роль, о содержании которой можно только догадываться…

К роботам фантасты пришли, отталкиваясь от мифов и легенд, которыми их заботливо снабдила мировая литература. И как во всяком мифе, основой мифа о роботах служил человек.

Идея всемогущих компьютеров, или "электронных мозгов" ( интеллектроника, как назвал их Станислав Лем), родилась в пустом мифологическом пространстве. Не только в художественной литературе — во всей человеческой культуре разум неизбежно ассоциировался с привычным телесным обликом. Представить себе мышление, не связанное с человеческим телом, — значило представить качественно иное.

Впрочем, и до наступления эры компьютеров в художественной литературе встречались просто машины. Никакой электроники в них, разумеется, не было, но с основными функциями — контроля, распределения, проведения вычислительных операций и, наконец, управления — "доисторические" машины фантастов справлялись неплохо.

Машина (будем писать это слово с большой буквы: речь пойдет о символе-герое научной фантастики) имеет свою историю, которая хотя и уступает по продолжительности истории роботов, но драматическими коллизиями богата не в меньшей степени.

Машина пришла в жизнь людей и в литературу практически одновременно — в конце XVIII века, вместе с начавшейся промышленной революцией. Без Машины не было бы и самой этой революции — начало ей, наряду с ткацким станком, положил паровой двигатель англичанина Джеймса Уатта. Чуть раньше были построены прядильный станок, молотилка — к этим примитивным механизмам человечество шло тысячелетия!