Георгий Адамович - Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску

Значит, я Вас благодарю не за самое Ваше мнение, а за то, в результате чего оно сложилось. Кстати, Вы окружили меня такой компанией, в которой быть мне действительно «приятно», хотя я и знаю, что в ней я только прапорщик среди генералов [39] В статье Иваска, помимо Адамовича, речь шла о К.Н.Леонтьеве, В. В.Розанове и И.Ф.Анненском. .

Насколько помню, о К.Леонтьеве я никогда дурно не писал: почему Вы приписали мне «суровость»? [40] См. в упомянутой статье Иваска: «Суров он и <���к> К.Леонтьеву, на которого его мог натолкнуть Розанов» (Иваск Ю. Четыре критика). Я его не то что люблю, но всегда им восхищаюсь, даже вот теми цитатами, которые Вы привели. Он был необыкновенно умен и талантлив, куда до него Вл<���адимиру> Соловьеву, которого он почему-то считал орлом и гением. Впрочем, у Соловьева есть les hauts et les bas [41] Высоты и низины (франц.). . Les bas достойны журналиста из «Русской мысли» (парижской) [42] Газета «Русская мысль», издающаяся с 1947. Адамович специально оговаривает «парижской», чтобы корреспондент не спутал ее с известным одноименным журналом. , но les hauts иногда удивительны. А насчет «пьяной бабы, вцепившейся в Россию», — неужели это о Достоевском, а не о Щедрине? [43] Иваск писал: «Начал <���Розанов> с кумира юности Достоевского. Первый открыл, что суть его в “Записках из Подполья”. Культ этот сохранил до конца, но иногда проговаривался: у Достоевского не было настоящего, он, как пьяная истерическая баба, вцепился в сволочь на Руси…» (Иваск Ю. Четыре критика). Возражение Адамовича основано на общем впечатлении от оценок М.Е.Салтыкова-Щедрина у Розанова, однако в конкретном случае прав Иваск. В «первом коробе» «Опавших листьев» Розанов писал: «Достоевский, как пьяная нервная баба, вцепился в “сволочь” на Руси и стал пророком ее. Пророком “завтрашнего” и “давнопрошедшего”. “Сегодня” не было вовсе у Достоевского» (.Розанов В.В. О себе и жизни своей. М., 1990.). По-моему, о Щедрине. Да, есть еще один старый критик, вялый, но порой замечательный — Страхов (я начал его читать еще в России, найдя где-то цитату из него: «Облака не вполне прекрасны, потому что в них нет отчетливости»: это не Бог весть что, но сразу что-то задевает). А Белинский, со всем своим ученичеством, все-таки лучше своих учеников и в частности хваленого Добролюбова. Только уж очень плохо он писал, предоставив почему-то писать хорошо критикам правым (политически) [44] Иваск писал: «Для Белинского эстетика была еще не совсем затемнена. Он мог восхититься стихотворением чуждого ему Батюшкова. Иногда кое-что угадывал он в Пушкине или Гоголе. Но именно он увел русских взрослых детей (интеллигенцию) в начальную школу социальной этики. А потом Писарев повел послушных ему детей в анатомический театр. <���…> Теперь скучно читать Белинского и, в особенности, Чернышевского или Добролюбова. “Веселит” только Писарев — своим задором» (Иваск Ю. Четыре критика). .

Крепко жму Вашу руку. Спасибо.

Искренно Ваш Г.Адамович

17/V-<19>53 <���Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Я Вам не ответил на Ваше давнее — от 12 марта! — письмо, п<���отому> что Вы в нем сообщили мне о выходе Вашего сборника и обещали мне его прислать [45] Речь идет кн.: Иваск Ю. Царская Осень: Вторая книга стихов. Париж, 1953. Отзыв о ней Адамовича см. в примеч. 54. . Я его ждал, но до сих пор не дождался. По письму кажется мне, что издает Ваши стихи не «Рифма» [46] «Рифма» (Париж, 1949–1976) — наиболее авторитетное парижское эмигрантское издательство, занимавшееся выпуском стихотворных книг. 24 февраля 1954 Ю.К. Терапиано писал В.Ф. Маркову: «“Рифма” — издательство для поэтов — для тех, которые не могут сами издать свои книги. Но именно своим намерением и любовью к поэзии “Рифма” продолжает прежние традиции» (Письма Терапиано. С.252). Вопреки предположению Адамовича, именно это издательство выпустило книгу Иваска. , — или я ошибаюсь? Помню, что в «Рифме» был о Ваших стихах разговор, но не знаю, к чему он привел. Маковский [47] Сергей Константинович Маковский (1877–1962) — поэт, художественный критик, мемуарист, основатель и редактор журналов «Аполлон», «Старые годы», «Русская икона». В 1949–1959 возглавлял издательство «Рифма». Адамович относился к его деятельности неизменно отрицательно. — человек капризный и очень переменчивый при этом. Нельзя знать, что он сделает. Сегодня Вы можете быть для него первым поэтом в мире, а завтра — бездарностью. Свойство, м<���ожет> б<���ыть>, не такое плохое, но плохо то, что он склонен к единовластию и диктаторству. Сейчас у него какие-то «передряги» с Гингером [48]. Я вовсе, не поклонник поэзии Гингера, но он, несомненно, — поэт, и очень своеобразный. Будь я на месте Маковского, то издал бы его «с закрытыми глазами». Не так уж много в «Рифме» вышло шедевров, чтобы придираться к Гингеру из-за случайно неудачного слова. Но Маковский упорствует и даже рассылает какие-то циркуляры в свое оправдание.

Насчет Леонтьева, Розанова, Страхова и др.: Вы, верно, забыли, что мне о них писали; отвечать, значит, поздно. Летом — если достану — перечту романы и повести, совсем их не помню. Хотел бы перечесть (вернее, прочесть) и Бол<���еслава> Маркевича, которого он считал почти равным Толстому [49]! Я когда-то говорил об этом Алданову. Он очень заинтересовался, достал Маркевича — и пришел в ужас. По его словам, это — ничтожество. Я вообще Алданову верю (не во всем, но это как раз область, где ему верить можно и надо: едва ли такая же область — Леонтьев). А все-таки хотел бы узнать сам, что такое Маркевич. Возможно, что Леонтьев им восхищался потому, что это — grand monde [50], никаких мужиков, а все то мнимо красивое, что он иногда принимал (наперекор своему острейшему чутью) за сущность искусства.

Ваши стихи о Штейгере — очень личные, и при этом и в его, Штейгера, тональности [51]. С припиской, что «два Парижа» — Вам не по душе, я согласен. По-моему, лучше бы остаться при одном, — тем более что это легко поддалось бы переделке (с рифмой на «годами».;. что-нибудь вроде: «Иллюзия ль, что мы с годами…» и даже «Иллюзья ль — ближе мы с годами…», с иллюзией не с «и», а с «ь», как иногда пишут). Иногда пишешь стихи, знаешь, что в них что-то не так, и пытаешься себя уговаривать: нет, ничего, именно так и получается оригинально!.. Но почти всегда знаешь «в глубине души» что переделать и изменить надо, как бы ни было это трудно. До свидания, дорогой Юрий Павлович. Я здесь в Манчестере еще дней 8-10, а потом буду в Париже, адрес обычный: 53, rue de Ponthieu, Paris 8e… Летом, вероятно, поеду на юг, но парижский адрес — постоянный и верный. Когда выходит Ваша Антология? Когда выходят «Опыты», или уже вышли? [52]