Сергей Щепотьев - Краткий конспект истории английской литературы и литературы США

Еще через десять лет Апдайк познакомил читателей с третьей частью трилогии о Кролике — «Кролик разбогател». В этой книге его герой владеет уже агентством по продаже и обслуживанию японских автомобилей, основанным его тестем. Сын упрекает Кролика: «Все, о чем ты думаешь, это деньги и вещи». Энгстрому есть о чем беспокоиться: окружающая действительность полна тревог: инфляция, энергетический кризис, безработица. Двенадцатичасовой рабочий день мелкого предпринимателя изнуряет его. Но он умиротворяется домашним покоем, бегает уже только по утрам и вечерам, трусцой, любит природу и людей.

Не напоминает ли эта метаморфоза мятущегося персонажа 60-х годов XX века превращение прототипа твеновского Гекльберри Финна?

На счету Джона Апдайка более десяти романов. Но в нашей стране он памятен, пожалуй, более всего первым переведенным у нас романом «Кентавр» (1963).

Композиция романа многослойна. С одной стороны, в нем рассказана история школьного учителя Колдуэлла. С другой, эти же и параллельно происходящие события раскрыты с точки зрения его пятнадцатилетнего, а потом повзрослевшего сына. В то же время история Колдуэлла переплетается с мифом о жизни и гибели мудрого и благородного кентавра Хирона.

В образе Питера писатель в значительной степени изобразил себя. Образ Кентавра Колдуэлла — ностальгическое воплощение отца Апдайка, преподававшего математику в школе в его родном городе Шиллингтоне. Мировосприятие Питера омрачается болезнью, особенно угнетающей в переходном возрасте. Колдуэлл — талантлив, но неудачлив. Его благородный труд лишен смысла: ученики безразличны к естествознанию, которое он преподает. «Не будучи до конца богом, кентавр Хирон постоянно мучился от своей раздвоенности. Так было и с моим отцом, который, перебравшись из Нью-Джерси в Пенсильванию, долгое время оставался чужаком и никак не мог приладиться к своему окружению», — рассказывал Апдайк в автобиографических заметках.

Доброта помогает Колдуэллу переносить унизительное безденежье и издевательства учеников. Доброта связывает и объединяет сына и отца. «Он неразборчив в своей доброте, но и неисчерпаем», — писал об этом персонаже Даниил Гранин. В этом нельзя не согласиться с нашим классиком и современником. Резким контрастом всей его умной статье о книге Апдайка было, однако, утверждение, что «для советского читателя кое-что в романе <...> непривычно, а главное — неприемлемо идейно и этически». Разумеется, то была дань ханжескому времени: «неприемлемы этически» для нас, по Гранину, были все те же «издержки натуралистических подробностей». Впрочем, может быть, советский писатель был вполне искренен в своей оценке этих «издержек». По крайней мере, Даниил Александрович был прав, говоря о нашем «радостном открытии большого писателя».

Апдайк, утверждавший на встрече советских и американских писателей в Нью-Йорке в мае 1978 г., что «любовные переживания составляют основу романа и читателя они интересуют гораздо больше, чем все остальные проблемы жизни человека и общества», о своем романе «Давай поженимся» (1976) сказал в одном из интервью несколько иначе: «Это книга о браке, об очень интимном чувстве, но не о сексуальной сфере, а о состоянии ума и души человека, живущего в определенном общественном кругу».

Семейным и сексуальным конфликтам был посвящен и роман 1968 г. «Супружеские пары», в котором уже наметились черты социальной жизни Америки шестидесятых. Еще один наш маститый прозаик, Г. Бакланов, оценил роман «Давай поженимся» как книгу, в которой «общественный круг, средние слои американского общества, выписан точно, правда — в традициях далекой от нас современной американской беллетристики». Да, то было время, когда считалось — увы, многими даже всерьез! — что секса в СССР нет... Оттого и бесконечно повторяемые в то время тезисы властителей наших дум об эстетической чуждости строк, посвященных сексу. Сейчас эти строки вряд ли стали бы резать глаз. Время меняется. Меняется и наше восприятие произведений искусства. И мы рискуем издавать книги Генри Миллера, и говорить о них всерьез, и давать им положительную оценку...

Тем более можно смело утверждать (впрочем, ваш покорный слуга делал это еще в шестидесятые годы, тотчас по прочтении «Кентавра»), что Джон Апдайк — тонкий психолог, писатель, глубоко проникающий во все сферы жизни изображаемых им персонажей, и откровенность его книг, как и их правдивость, является залогом успеха у читателей.

Во время пребывания в СССР Джон Апдайк сказал: «Как живет человек, который пришел в этот мир, зачем он живет, как ему достойно прожить свою жизнь до конца. Я стараюсь найти новую точку зрения, чтобы осветить эти вопросы — зачем человек жил, зачем он умер».

Проблема места человека на земле занимает писателя и в романе «Ферма» (1965). В центре его внимания здесь тоже и семейные проблемы героя, и его дело. Отчетливо читается в книге и мотив детства, памяти о нем и роли этой памяти в жизни — «этом шумном и ярком празднике, на который я не сумел попасть вовремя».

Он пишет не только на американском, но и на зарубежном материале (роман «Переворот», 1978). Апдайк известен также своими литературно-критическими эссе, пробовал силы и в драматургии.

Роман «Кентавр» был удостоен Национальной книжной премии США.

Обращение к миру детства в романе Джерома СЭЛИНДЖЕРА (р. 1919)«Над пропастью во ржи» (1951) стало поводом для дискуссий критиков как на родине писателя, так и у нас в стране, где роман был опубликован в 1960. Написанная живым разговорным языком книга противопоставляла детству бездушие взрослого общества. Мастером тонкого анализа человеческой психологии зарекомендовал себя Сэлинджер и в большом цикле романов о семье Гласс: «Фрэнни и Зуи» (1961), «Выше стропила, плотники!» (1955), «Сеймур — первое знакомство» (1959).

Противоречиям научно-технического прогресса посвятил свой роман «Механическое пианино» (1952) Курт ВОННЕГУТ (р. 1922). Писатель полемизирует с верой в науку как средство разрешения всех конфликтов современности и предотвращения социальных катаклизмов. Он считает «техническое» сознание тревожным феноменом послевоенного американского общества и противопоставляет ему трезвый взгляд на духовное и физическое будущее людей («Сирены Титана», 1959). Фантастическую картину гибели планеты в результате безответственности гениальною ученого и вмешательства в его работу политиков создал Воннегут в романе «Колыбель для кошки» (1963). Роман «Бойня номер пять» (1969) изображает трагедию разрушенного американской авиацией Дрездена.

Проза Воннегута иронична, диалог жив и остроумен, сюжет увлекателен. Его гротескное творчество восходит к традиции Свифта.