Константин Сотонин - Сократ. Введение в косметику

Этим кончается собственно защитительная часть первой речи Сократа в «Апологии», долженствующая быть признанной замечательным образцом софистической судебной речи. Характеристика Фразимаха, вложенная Платоном в уста Сократу в «Федре»: «Муж этот силён рассердить толпу и снова, как он говорит, “пением” своим зачаровать рассерженных; он же большой мастер и клеветать», – как же подходит эта характеристика к Сократу «Апологии»! Последняя, только что вскрытая софистическая подтасовка в «Апологии» без колебания может быть названа гениальной, и потому не очень удивительно, что несмотря на очевидность этой подтасовки, её никто до сих пор не заметил. Сплошная софистичность построения речи настолько поразительна и настолько противоречит установившемуся представлению и о Сократе, и о Платоне, и об «Апологии», что невольно хочется усомниться и в авторстве Платона, и в том, что действительная речь Сократа на суде имела хоть что-нибудь общее с данной в «Апологии», или по крайней мере успокоиться на мысли, что Платон лишь из чрезвычайного желания оправдать в глазах афинян своего любимого учителя решился на такую софистичность. Напрасное утешение! Все другие ранние сочинения Платона изобличают в Сократе того же тонкого софиста, с теми же подтасовками, подменами, с игрой на неотчётливости представлений у собеседника (см. напр. «Протагор»). Успокоиться можно только или на признании всех ранних сочинений Платона подложными, написанными каким-то очень талантливым софистом, желавшим как можно сильнее скомпрометировать Сократа, или на признании, что сам Платон старался скомпрометировать Сократа. Кому хочется, могут утешаться [15] Необычайно тонкая софистичность «Апологии» заставляет, во всяком случае, призадуматься над способом написания «Апологии». Самое естественное было бы предположить, что «Апология» есть точное, протокольное, почти стенографическое воспроизведение Платоном судебного процесса, что было бы возможно при двух условиях: или Платон обладал громадной механической слуховой памятью, давшей ему возможность воспроизвести процесс в точности без критического сознательного отношения к тексту; или он умел очень быстро дословно записывать слушаемое. Труднее допустить, что Платон дал более или менее свободное изложение действительного процесса, твёрдо запомнив только отдельные, наиболее существенные моменты: в таком случае Платон должен был бы ясно замечать и понимать все софистические ухищрения Сократа в тот же самый момент, как они появлялись, что почти невероятно, и при писании сочинения считать Сократа, пользующегося такими приёмами, правым, что также мало вероятно (совершенно невероятно, что Платон при свободном изложении невольно , незаметно для себя внёс столь продуманные ухищрения). Ещё труднее допустить, что «Апология» – совершенно свободное сочинение Платона, ставящее целью оправдать Сократа после его смерти: в таком случае софистичность была бы не только излишней, но решительна гибельной для замысла, и Платон не мог не понимать этого. В последней главе мы ещё вернёмся к этому вопросу. – К. С. .

Если мы признаем ранние сочинения Платона действительно сократическими, то нам сразу станут понятными обвинения Сократа в течение ряда лет и многимилицами в том, что он обучает правое дело превращать в неправое и развращает молодёжь: Сократ действительно был софистом, и софистом первоклассным: в своей «диалектике» (в действительности – эристике) он постоянно пользовался софистическими приёмами, стараясь сбить собеседника с толку, его правильный, но недостаточно отчётливый взгляд представить неправильным. Хотелли Сократ обучатьюношей этому искусству софистической беседы, не важно; но несомненно то, что даже если бы он этого не хотел, он всё-таки обучал бы – своим примером, своими демонстрациями, как и сам он указывает на это в «Апологии».

«Апология» не является единственным образцом чисто софистической речи Сократа; другая такая же дана в дошедшем до нас под именем Платона диалоге «Менексен», где Сократ произносит софистическую похвальную речь в честь павших воинов.

Столь же часто Сократ использует в своей практике, наряду с шулерскими приёмами софистов, и положение Протагора о возможности двух противоположных рассужденийоб одном и том же предмете путём перемены точки зрения, и в этом отношении, может быть, среди софистов даже не было такого искусного учителя, каким был Сократ. Уже и в Платоновой «Апологии Сократа» мы имеем ряд примеров этого приёма (поскольку этот приём используется здесь в целях защиты, он, конечно, тесно связан с подтасовками): Сократа обвиняют в непочитании богов с точки зрения его внутреннего убеждения и влияния на учеников и имея в виду традиционных богов; Сократ, становясь на точку зрения внешних признаков почитания богов, указывает на имеющиеся у него эти признаки (особенно ясно в Ксенофонтовой «Апологии Сократа», где Сократ указывает на то, что его многие видели приносящим жертвы на алтарях), и становясь на точку зрения более совершенных религиозных воззрений, чуждых греческой традиции, указывает на внутреннюю свою веру. Сократа обвиняют в развращении юношей с точки зрения традиционных этико-политических идеалов, – Сократ призывает в свидетели своих учеников, становясь на точку зрения сознания ими полезности общения с ним, Сократом; деятельность Сократа считают вредной для Афин, исходя из консервативныхполитических идеалов, и требуют наказания его, – Сократ, становясь на точку зрения прогрессивныхполитических воззрений, указывает на свою чрезвычайную полезностьдля Афин и требует себе награды; Сократа обвиняют с социальной точки зрения в совершении зла, – Сократ защищается, становясь на индивидуальную точку зрения и доказывая, что так как никто не совершает сам себе зла добровольно, то и он не мог добровольно совершать зло, потому что оно было бы злом и для него самого, и т. д. Блестящие примеры рассуждений Сократа за и против одного и того же положения даны в «Протагоре» и в «Лисиде» Платона: в «Протагоре» Сократ сначала доказывает Протагору, настаивающему на изучимости добродетели, что добродетели обучать нельзя, затем заставляет Протагора признать, как будто, что добродетель не есть знание и, следовательно, не должна была бы быть изучимой, сам же утверждает и доказывает, что добродетель есть знание и, следовательно, должна была бы быть изучимой. В «Лисиде» Сократ заставляет Менексена в короткой беседе признать о дружбе ряд исключающих друг друга положений:

1)если один из двоих любит другого, то оба они друзья;