Игорь Гарин - Ницше

Истины — формообразующие структуры нашего сознания, наши внутренние предпочтения. Истины историчны, они возникают и исчезают во времени. Критерием истины служит сам человек, его польза, его стремление господствовать над вещами. Но поскольку сознание человека, как и мир, подвижно, у человечества не может быть постоянного критерия для суждения о вещах. Поэтому наши суждения выражают не истину, а лишь преходящее настроение. Это не значит, что человек должен отказаться от всяких суждений — он на это не способен, а они ему необходимы. Человек не может обходиться без оценки вещей, следовательно, без суждений о них. Он должен отказаться не от «истин», а от гипостазирования идей.

Познание — не добывание истин, но установление наших отношений с вещами, а к этим отношениям можно вообще не применять понятия «истины» или «лжи». Думать, что истина ценнее лжи — не более чем предрассудок: «истины» нередко грозят неимоверными опасностями, а «ложь» оказывается спасительной. Важны вообще не «истина» или «ложь», а служение сохранению и возрастанию жизни. Вот почему предметом наших поисков должны стать не фантомы рассудка, а здоровье, увеличение степени нашего могущества.

Нет безусловных истин, ничего не может быть принято на веру потому, что имярек «сказал». Познание — это всегда риск, многоаспектность, эксперимент с истиной. Мы — эксперименты, так и будем же ими, — читаем в «Утренней заре». Познание — это интерпретация, претендовать на большее — мегаломания. И если самого Ницше тоже можно обвинить в максимализме, то лишь — в мегаломании как бесконечности перспектив (если не считать болезненных маний-притязаний).

В познании важен не результат, а процесс. Процесс познания бесконечен, поэтому «истина» всегда представляет собой ничтожную малость, тайна же всегда бесконечно велика. Переходить за рубеж, разделяющий познанное и непознанное, всегда опасно, ибо человек все еще не созрел до плодов рук своих. Бесконечность процесса познания означает и неискоренимость заблуждений: поскольку истину никогда не удастся раскрыть целиком, всегда пред человеком будет расстилаться целина ошибок и проб. На любом этапе познания человечество будет обладать небольшой суммой истин и огромной совокупностью заблуждений.

Можно сказать, что задолго до Хайдеггера Ницше поставил вопросы, что такое истинное и в чем истина истинствует, ответив на них не утверждением некой новой истины, но констатацией ее ускользания. Важна не истина, важен ее поиск, важно право каждого искать истину, важны не доказательства истинности, а полезность поиска для жизненности, для более глубокого проникновения в сущее, для воли к могуществу.

Уже находясь «по ту сторону» разума, больной Ницше, еще не утративший связность мысли, назовет правду полем битвы — в глубине подсознания, видимо, фигурировал он сам, Одинокий воитель, то ли выигравший, то ли проигравший великое сражение собственной жизни.

Величайшая опасность для мыслителя — всегда оставаться верным самому себе. Надо иметь способность время от времени терять себя и находить снова, вредно быть замкнутым в одной личности, замуровывать себя в мировоззрение. «Убеждения суть более опасные враги истины, чем ложь».

Познание — это всегда неожиданность, непредсказуемость, удар. Необходимо, говорит Ницше, чтобы собственные мысли поражали и ранили как нечто приходящее извне , как своего рода события и удары.

Человек познающий, человек вообще — неисчерпаемая глубина, «скрытые погреба и подвалы», кладезь тайн, лабиринт…

Я подобен старому несокрушимому замку, в котором есть много скрытых погребов и подвалов; в самые скрытые из моих подземных ходов я еще сам не пробирался, в самые глубокие подземелья еще не спускался. Разве они не находятся под всем построенным? Разве из своей глубины я не могу подняться до земной поверхности во всех направлениях? Разве через всякий потайной ход мы не возвращаемся к самим себе?

Если бы мы хотели и осмеливались создать архитектуру, соответствующую нашей душе, то нашим образом был бы лабиринт!

Видеть и все же не верить — первая добродетель познающего; видимость — величайший его искуситель.

Ницше упредил Фрейда в обнаружении огромного мира, лежащего под сознанием, рождающего идеи, хранящего огромный запас сил жизни, в котором интеллект — лишь тонкий поверхностный слой:

Ощущения и мысли — это нечто крайне незначительное и редкое в сравнении с бесчисленными органическими процессами, непрерывно сменяющими друг друга. В самом незначительном процессе господствует целесообразность, которая не по плечу даже нашему высшему знанию: предусмотрительность, выбор, подбор, исправление и т. д. Одним словом, мы тут имеем перед собою деятельность, которую мы должны были бы приписать интеллекту несравненно более высокому и обладающему несравненно более широким горизонтом, чем известный нам. Мы научились придавать «меньшую» цену всякому сознания, мы разучились считать себя ответственными за наше «сам», потому что мы, как сознательные, полагающие цели существа, составляем только самую малую часть его… В результате мы научились понимать, рассматривать само сознательное «я» лишь как орудие на службе у указанного выше верховного, объемлющего интеллекта.

Здесь нет только имени фрейдовского «бессознательного» — темная, глубокая таинственная бездна, не озаряемая светом сознания, не названа, ибо безымянна…

Позади твоих мыслей и чувств, брат мой, стоит могучий повелитель, неведомый мудрец — он называется Сам . В твоем теле живет он, он — твое тело.

В теле твоем больше разума, чем в твоей наилучшей мудрости. И кто знает — на что именно нужна твоему телу твоя наилучшая мудрость?

Истина для Ницше — женщина, и само это утверждение скрывает бездну смыслов: красоты, непостоянства, ветрености, легкости, притворства, поверхностности, тайны, необходимости завоевания, чары, соблазна, неоправданных обещаний…

Тексты самого Ницше не оставляют сомнений в том, что он преднамеренно уподоблял истину женщине, подразумевая все метафорические возможности такого уподобления: