Игорь Гарин - Ницше

Мысль в образе, в котором она проявляется, — знак, обладающий множеством смыслов , который нуждается в истолковании, пока не станет, наконец, однозначным. Она всплывает во мне — откуда? зачем? — я этого не знаю… Происхождение мысли остается скрытым; велика вероятность того, что она — лишь симптом некоего более богатого состояния… в них всех выражается нечто из нашего целостного состояния. Так же дело обстоит со всяким чувством — оно не обозначает чего-то в себе: оно, когда оно возникает, интерпретируется нами и зачастую столь причудливо интерпретируется!

Все наше так называемое сознание — более или менее фантастический комментарий относительно непознанного, может быть непознаваемого, но тем не менее ощутимого текста… Что такое наши переживания? В них куда больше того, что в них вкладываем мы, чем того, что лежит в них помимо этого.

Поскольку познание человечно, владение истиной — человеческая иллюзия, разновидность самообмана. Истина всегда исторична по причине непрерывной подвижности, становления мира («Познание и становление исключают друг друга») и в силу непреодолимой субъективности познания, содержащего огромный элемент веры («Познание возможно лишь на основании веры в сущее»).

Познавать сущее — это значит мыслить фикцию, а не подлинную сущность мира. Отсюда истина как конечный результат человеческого познания всегда будет иметь статус заблуждения. «То, что мы теперь зовем миром, — отмечает Ницше, — есть результат множества заблуждений и фантазий, которые постепенно возникли в общем развитии органических существ». Человек обречен на существование неправды. В основе человеческой жизни лежит неистинное, так что поступки и мысли любого человека изначально базируются на лжи… Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет.

Истина, тождественно равная заблуждению, не парадокс или абсурд Ницше, но констатация, с одной стороны, историчности, изменчивости, неполноты, неустранимой субъективности познания, и, с другой, ошибочности «истинного» мира метафизики, творимого всей предшествующей философией.

«Истинный» мир метафизики — это выдуманный философами мир сверхчувственных сущностей, некий потусторонний мир, обладающий безусловной необходимостью, абсолютной духовностью, совершенством и полностью лишенный противоречий, страданий и каких-либо изменений. Нередко идея истинного мира в прежней философии отождествлялась с идеей Бога, с высшим разумным, целительным и утешающим идеалом добра, красоты и истины. При этом «истинный» мир в метафизике резко противопоставлялся «кажущемуся» миру, т. е. посюстороннему, действительному миру, в котором живут люди.

Ницше признает единственно существующим только «кажущийся», действительный мир. С его точки зрения, «истинный» мир — это мир человеческих иллюзий и фикций, созданный вовсе не на основе инстинкта жизни, а на основе инстинкта разочарования и утомления жизнью. В этой связи он пишет: «Чрезвычайно важно то, чтобы истинный мир был упразднен. Он источник величайших сомнений и всяческого обесценивания того мира, который мы представляем собой; он был до сих пор нашим опаснейшим покушением на жизнь».

То, что в философии Ницше именуется волюнтаризмом, лучше назвать апологией субъективизма, доходящей до неразличимости истины и лжи. Если истина человечна и если знание — сила, то правом воли к знанию-власти является назначать, чему быть истиной и чему быть ложью в интересах своего усиления. Волюнтаризм — продолжение стремления знать, то есть господствовать.

М. Хайдеггер:

Истина, понятая как установленность, позволяет субъекту абсолютно распоряжаться истинным и ложным. Субъективность не просто вышла из всяких границ, она сама теперь распоряжается любым видом полагания и снятия ограничений.

Метафизика абсолютной субъективности воли к власти, какою выступает философия Ницше, абсолютизирует и исчерпывает второй член метафизического определения человека — «разумное животное», подобно тому как панлогизм Гегеля абсолютизировал и исчерпал его первый член. Безусловная сущность субъективности с необходимостью развертывается как брутальность бестиальности.

Мне трудно согласиться с М. Хайдеггером, будто ницшеанская абсолютизация субъективности является другой стороной гегелевского панлогизма: на одной стороне — разумное действительное, на другой — брутальность и бестиальность.

…У Ницше еще бóльшая абсолютизация субъекта делает различие между истиной и ложью вообще неважным: истины самой по себе нет, она поэтому то же самое, что ложь; безраздельно царит «справедливость» как право воли к власти назначать, чему быть истиной и чему быть ложью, в интересах своего усиления. Истина, понятая как установленность, позволяет субъекту абсолютно распоряжаться истинным и ложным. Субъективность не просто вышла из всяких границ, она сама теперь распоряжается любым видом полагания и снятия ограничений.

Истину как ложь следует понимать не в абсолютном, а во временном отношении: любая истина, как правило, рано или поздно сменяется другой истиной. Гегелевские претензии на абсолютную истину — не оборотная сторона ницшеанства, а духовный тоталитаризм, противостоящий духовной открытости, предоставляющей человеку право на сомнение в любой истине, на формулировку новой истины, которая тоже может оказаться ложью.

Ницше положил конец жречеству, дидактике, догматизму знания, интеллектуальной порче — практике выдавать добытое знание за последние истины:

Если мы примем во внимание, что почти у всех народов философ наследует и развивает тип жреца, то нас уже не удивит эта привычка чеканить фальшивую монету, обманывая самого себя. Коль скоро на тебя возложены священные обязанности — как то: совершенствовать, спасать, искуплять людей, коль скоро ты носишь божество в своей груди и выступаешь рупором потусторонних императивов, то ты со своей миссией недосягаем для чисто рассудочных оценок, тебя освящает обязанность, ты сам тип высшего порядка!.. Чтó жрецу знание ! Он слишком высок для наук!.. А ведь до сей поры царил жрец!.. Он определял, что «истинно», что «неистинно»!

«Вот истина» — эти слова, где только они ни раздаются, означают одно: жрец лжет…

Типичным примером экстравагантного глубокомыслия Ницше является «логически противоречивая» парадоксальная максима, варьируемая в многочисленных разновидностях: «истина есть ложь». Ключ к пониманию дан самим Ницше: «Истина есть тот род заблуждения, без которого определенный вид живых существ не мог бы жить». Господа-мыслители и системотворцы всех мастей до Ницше создавали грандиозные наукоучения, претендующие на окончательную истинность. «Поверхностный» и «противоречивый» Ницше — вопреки логике, здравому смыслу и авторитетам — констатировал «инструментальную» функцию истины, способность человека «конструировать» мир с помощью фикций-истин, теряющих всякий смысл без действенности и преобразующей мощи. Истина — ложь, потому что другие эпохи обретут иные истины, но она ложь еще и потому, что ложь сильные правды, что действенность фикций эффективнее чистой «воли к творчеству», не имеющей практических последствий (декаданса, на языке Ницше).