Игорь Гарин - Ницше

То, что в Германии называется «глубоким», есть именно этот инстинкт нечистоплотности в отношении себя, о котором я и говорю: не хотят видеть ясно себя.

Создали ли немцы хотя одну книгу, в которой была бы глубина? У них нет даже понятия о том, что глубоко в книге.

Свое недоверие немецкому характеру я выразил уже двадцати шести лет (третье «Несвоевременное размышление») — немцы для меня невозможны. Когда я придумываю себе род человека, противоречащего всем моим инстинктам, из этого всегда выходит немец.

За исключением моих сношений с Рихардом Вагнером, я не переживал с немцами ни одного хорошего часа… Я не выношу этой расы, среди которой находишься всегда в дурном обществе… У немцев отсутствует всякое понятие о том, как они грубы, но это есть превосходная степень грубости — они не стыдятся даже быть только немцами… Напрасно я ищу хоть одного признака такта, деликатности в отношении меня. Евреи давали их мне, немцы — никогда.

Напыщенная глупость под личиной ума, тяжеловесность понятий — вот что до известной степени свойственно немцам и что за границей принимается за самую сущность немецкого характера.

…У немцев аффект всегда действует им же во вред; он у них всегда саморазрушителен, как у пьяницы. В Германии даже энтузиазм не имеет того значения, что в других странах, потому что здесь он бесплоден.

Немцы лишили Европу последнего великого урожая культуры — урожая Ренессанса.

Ренессанс — событие, лишенное смысла, великое Напрасно. Ах, эти немцы, во что они нам стали! Любое «Напрасно» — дело рук немцев… Реформация; Лейбниц; Кант и так называемая немецкая философия; «освободительные» войны; империя — каждый раз новая «напрасность» чего-то уже народившегося, а теперь безвозвратно утраченного… Признаюсь: они мои враги, эти немцы; презираю в них нечистоплотность понятий и ценностей, презираю их боязнь прямого и честного Да и Нет. За тысячу лет они все залапали и сваляли, чего ни касались.

Немецкие историки, пишет Ницше, только паяцы политики (или церкви), они лишены широкого взгляда. Немецкая историография носит имперский и антисемитский характер, немецкая культура ограничена, напыщена, убога, страдает национальным неврозом.

…Я испытываю желание, я чувствую это даже как обязанность: сказать наконец немцам, что у них уже лежит на совести. Все великие преступления против культуры за четыре столетия лежат у них на совести! .. И всегда по одной причине, из-за их глубокой трусости перед реальностью, которая есть также трусость перед истиной, из-за их, ставшей у них инстинктом, несправедливости, из-за их «идеализма»… Немцы лишили Европу жатвы, смысла последней великой эпохи, эпохи Возрождения…

Немцы добровольно одуряют себя, немецкий ум грубеет и опошляется, налицо признаки умственного вырождения, производимого пивом, немцы совершенно забыли, что не «государство», а воспитание и образование должны быть целью…

Я присматривался к германским университетам. Какая удушливая атмосфера царит среди ученых! Какое самодовольство, какая пустота, какое равнодушие к умственной жизни!

«Высшие школы» Германии фактически стремятся к тому, чтобы посредством грубой дрессировки и при возможно меньшей затрате времени сделать бесчисленное количество молодых людей пригодными для служения государству.

Когда вся Германия, пользуясь правом победителя, готовилась к открытию немецкого университета во французском Страсбурге, один Ницше негодовал. Он собирался даже направить памфлет Бисмарку с сакраментальным вопросом: какое право имеют немцы праздновать свой военный триумф на ниве культуры? Да, немецкие солдаты победили французских, честь им и слава! Но разве французская культура покорена культурой немецкой? Разве военные победы дают основание для культурного унижения другой нации?

Что общего, спрашивает Ницше, могло быть у ленивого, несмотря на всю его хищную воинственность, невежи германца, этого чувственно-холодного любителя поохотиться и выпить пивка, ушедшего в своем духовном и религиозном развитии никак не дальше какого-нибудь американского индейца и лишь десять столетий назад переставшего приносить своим богам человеческие жертвы, — что могло быть у него общего с высочайшей моральной утонченностью христианства, с восточной филигранной изощренностью его мысли, отшлифованной раввинским умом!

Презрение к немцам резко усилилось после посещения байрёйтских празднеств: «Бедный Вагнер! Куда он попал! Если бы он еще попал к свиньям! А то к немцам!..»

«Германия превыше всего» — это для Ницше конец немецкой философии. Ницше предостерегал Германию от опасности соединения этатизма и шовинизма, то есть фашизма; еще одно его пророчество — «немецкий дух» все больше становится жертвой «германской империи»… Такой вот «предтеча»…

Этот народ самовольно одурял себя почти в течение тысячи лет.

Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру.

По-немецки думать, по-немецки чувствовать — я могу всё, но это выше моих сил.

Не могу ли я предложить слово «немецкий» как международную монету для обозначения этой психологической испорченности?

Надутая неуклюжесть умственных приемов, грубая рука при схватывании — это нечто до такой степени немецкое, что за границей это смешивают вообще с немецкой натурой.

Определение германцев: послушание и длинные ноги…

Происхождение немецкого духа — из расстроенного кишечника…

Деятельность современной науки в Германии убийственна для мысли.

День ото дня упрочивается репутация Германии как европейского болота .

Немецкая культура переживает упадок…

У современных немцев бывают припадки оглупления. Они страдают то антифранцузской глупостью, то антисемитской или антипольской, то тевтонской, то прусской.

Ф. Ницше — И. Тэну:

Я страдаю от того, что мне приходится писать по-немецки… В конце концов французы уловят на слух… глубокую симпатию, которую они заслуживают; я же всеми своими инстинктами объявляю Германии войну…

Отрекаясь от своей национальной принадлежности, Ницше от других требовал «не привязываться к Родине», ставил личность над нацией, гордился своим славянским происхождением, называя прусских родственников «немецкими канальями».

Ницше считал «полезным и справедливым удалить из страны антисемитских крикунов», полагая, что Европа должна быть благодарна евреям за великий стиль в морали, высокий уровень моральных проблем и за воспитание любви к жизни.

Ф. Ницше:

Нет сомнений, что евреи, если бы они этого хотели или были к этому принуждены, то могли бы уже теперь иметь преимущество и даже господствовать в Европе; но точно также нет сомнения, что они этого не хотят и не имеют относительно этого никаких намерений.