Игорь Гарин - Ницше

В «Сумерках кумиров» — явные признаки помрачения самого автора. Мания величия сказывается в автобиографии, написанной 10 апреля 1888 года — по просьбе Брандеса. События собственной жизни представлены здесь в гиперболически-хвастливом тоне.

В декабре 1889 года произошло непоправимое: два дня он пролежал без движения и речи, затем появились явные признаки психического расстройства: он пел, кричал, разговаривал с собой, писал бессмысленные фразы…

Элизабет Фёрстер в книге о брате объясняла его сумасшествие следствием апоплексического удара, в свою очередь вызванного нервным истощением и вредным действием успокаивающих средств. Вряд ли это соответствовало действительности: никаких физических расстройств, сопровождающих апоплексический удар, у него не было зафиксировано.

Официальный медицинский диагноз определил болезнь великого мыслителя как прогрессирующий паралич, что также маловероятно, ибо после туринской катастрофы Ницше прожил еще одиннадцать лет и умер от воспаления легких.

На таком диагнозе, тем не менее, настаивал крупный лейпцигский невропатолог П. Ю. Мёбиус, находивший следы душевного расстройства в текстах философа, написанных задолго до туринской катастрофы. Поставленный Мёбиусом диагноз оказал отрицательное влияние на многих исследователей творчества Ницше, объяснявших его нонконфористские взгляды душевным расстройством [24] Такую интерпретацию, низводящую философию Ницше к психической патологии, резко критиковал К. Ясперс, крупнейший исследователь его творчества. .

Согласно ретроспективному диагнозу, поставленному психиатром И. К. Хмелевским, психические патологии начались у Ницше в 1881-м году в виде легких маниакальных состояний, перемежающихся все более глубокими депрессиями. Начало распада личности датируется 1887 годом, а в 1888-м возникает и развивается мания величия. После восьмилетнего периода неврастенически-маниакальных состояний Ницше впал в слабоумие, продолжавшееся 11 лет — вплоть до смерти.

Безумие Ницше часто — особенно русскими авторами — интерпретировалось как расплата за кощунства, за «смерть Бога», за «Антихриста»: «…В этой борьбе герой гибнет. Ум его мутится — занавес падает». Конечно, нигилистические экстазы Ницше сказались на его здоровье, возможно, ускорили трагическую развязку. Но она не была «расплатой» — болезнь прогрессировала, мозг был поражен задолго до «богохульств» и только время (а не книги) определило трагедию.

Своим творческим путем Ницше обязан цельности собственного характера, верности себе: противу всех может быть только человек огромной души и огромных душевных сил. Я не верю в надрыв Ницше, связанный с противостоянием миру, в то, что он заплатил безумием за непокорность вопрошающе-взыскивающей мысли. Болезнь развивалась в нем сама по себе и, вполне возможно, творческими взрывами гигантской мощи он лишь отдалял свой конец. Не раздвоенность омрачила его дух и умертвила разум, не утрата способности защищаться от самого себя, но чисто физиологический процесс разрушения болезнью.

В эволюции творчества Ф. Ницше обычно выделяют три периода: первый — «время общения» (1871–1876 гг.), когда он «учился всему», собирал «все почитаемые ценности» и позволял им «конкурировать друг с другом». К этому периоду относятся «Рождение трагедии», «Несвоевременные размышления» (1-я и 2-я части) и несколько работ, собранных после смерти в «Nachlass». Работы и письма этого периода насыщены энтузиазмом и пафосом. Здесь мы не обнаружим горечи разочарования в культуре и острого чувства одиночества, присущих «зрелому» Ницше. Это период дружбы с Р. Вагнером и тесных духовных связей с единомышленниками (Э. Роде, П. Гаст, Я. Буркхардт, A. Овербек и др.).

Второй период — Köhre, перелома, критичности (1876–1877 гг.), когда Ницше испытывает резкое разочарование в традиционной культуре и стремится нащупать собственный путь. При всей горечи одиночества — это период мощнейшего творческого всплеска: «Человеческое, слишком человеческое», «Странник и его тень» (2-й том «Человеческого, слишком человеческого»), «Утренняя заря», «Веселая наука» (книги 1–4). Цели и самооценка работ этого времени:

…разбить восторженное сердце… Свободный дух. Независимость. Время пустыни. Критика всего почитаемого (идеализация непочитаемого). Попытка перевернутых оценок.

Только теперь обрел я трезвый взгляд на действительную человеческую жизнь.

Теперь я осмелился обратиться к самой мудрости и сделаться философом самому; раньше я философов почитал.

Переоценка ценностей, нарастающая со скоростью горного обвала, началась с резкого изменения отношения к прежним кумирам — прежде всего Шопенгауэру и Вагнеру. Разрыв с Вагнером датируется январем 1878 года, затем происходит кризис в отношениях с Лу Саломе, резкая ссора с Паулем Рэ и охлаждение дружбы с другими духовно близкими людьми.

Ницше делает вид, что разрывы человеческих связей мало трогают его, глушит чувства разочарования и горечи новыми «принципиальными идеями» («На моем горизонте возникли мысли, равных которым я еще никогда не видел…»), но все это — сублимация, самообман, начало саморазрушения.

Третий период творчества открывается «Заратустрой», затем следуют книги «По ту сторону добра и зла», «Веселая наука» (книга 5), «К генеалогии морали». В последних работах этого периода («Случай Вагнер», «Сумерки кумиров», «Антихрист», «Ессе Ноmо», «Ницше contra Вагнера») в той или иной степени сказываются болезненно-профетические состояния человека с разрушающейся психикой, самооценки завышены и нескромны:

Речь идет о неслыханном синтезе… я открыл собственную новую землю… высоко вознеслась моя воля…

Ницше ощущает себя конкистадором мудрости, завоевателем новых философских пространств, творцом великих и «опасных» вещей: «Я чувствую, что теперь начинается новый отрезок моей жизни — и что передо мною стоит грандиознейшая задача!»

А. Белый различал в творчестве Ницше два периода — декадентский и богоборческий, разделенные промежуточным этапом, когда он делал ставку на социологию, позитивизм.

Первый период окрашен влиянием Вагнера и Шопенгауэра: тут у него еще буржуазный склад мысли. Приветствуя пробуждение в культуре «духа музыки», он указывает на Вагнера как на знамение эпохи, как на провозвестника мистерии жизни. И незаметно для себя заслоняет мистерию жизни подмостками сцены: ритм становится у него судорогой. Гостеприимно принимает он смерть под свое покровительство в лице богоподобных мясников «Кольца» — на самом деле актеров, только актеров. Так пробуждение ритма смешивает он с вагнеровской позой — гениальной позой, но — позой. И вырастает для Ницше апофеоз безобразия — Вагнер. Тут осознает он в себе декадента: неспроста же проклял он Вагнера и его напыщенную риторику декадентства. Себя проклял в себе самом. «Ах, этот старый разбойник! — восклицает он по адресу Вагнера. — Он разгадал в музыке средство возбуждать усталые нервы, он этим сделал музыку больной». Возрождение духа музыки Ницше связал сперва с возрождением личности. Симптомом возрождения признал Вагнера, сумевшего, по его словам, «отравить болезнью даже и музыку».