Петер Слотердайк - Солнце и смерть. Диалогические исследования

И тем самым вырисовывается – если это впечатление не обманчиво – предстоящая в XXI веке смена парадигмы в базисных идеях техники. Сдается мне, что мы впервые стоим на пороге, за которым начинается новая форма технологии, которая разовьется настолько, что сможет радикально превратиться в подражание природе. Это можно продемонстрировать на примере генетической технологии, которая стала возможной только благодаря тому, что познание достаточно глубоко проникло в modus operandi самоорганизующейся живой материи. Я понимаю, почему бесчисленные современники связывают с развитием генетической технологии свои наихудшие опасения: ведь эти опасения кажутся оправданными в той мере, в какой старый опыт использования прежних технологий проецируется на вновь открывающиеся возможности. Но есть аргументы, которые говорят, что такой перенос не оправдан: зарождается даже представление, что с возникновением биотехник происходит своего рода радикальный поворот в самом процессе развития техники. Подражание природе может иметь место лишь тогда, когда произойдет отказ от технологии расточительства, которая всегда отчасти представляет собой и технологию насилия – прежде всего потому, что она чрезмерно упрощает и eo ipso имеет господский, властный характер, как и вся доныне существовавшая технология. Я называю сложившееся на данный момент и получившее распространение сочетание власти и упрощения аллотехникой , чтобы подчеркнуть, что благодаря ей осуществляются противоественные, редукционистские и властные интенции, и я противопоставляю ей гомеотехнику , которая может привести к успеху в той мере, в какой она действует подобно природе и без властолюбивых притязаний и перехлестов.

Признаю: если продолжить в будущее ту линию, по которой до сих пор происходило применение аллотехники, волей-неволей придется стать критиком цивилизации, а то и превратиться в агрессивного бунтаря-десперадо, что в таких вещах означает практически одно и то же. Ведь в самую последнюю очередь задача критики заключалась бы в том, чтобы вычислять предполагаемую дату универсального самоуничтожения. Это сделал Карл Эмери [276] Псевдоним Кристиана Антона Майера (1922–2005), немецкого писателя и защитника окружающей среды. , один из основателей экологического движения в Германии, в своих последних книгах. Он развивает отчаянный экокатолицизм, вся мудрость которого состоит в том, чтобы рекомендовать человеку в последнюю минуту ступить на стезю святого. Его аргумент понятен, если смотреть под определенным углом зрения: если раз и навсегда существует только аллотехника, читай: безоглядная эксплуатация возможностей для жизни в собственной экологической нише, равно как и слепое расточение так называемых ресурсов, и если этот процесс будет все более и более усиливаться, становясь все масштабнее и все опустошительнее, то единственная надежда для людей может состоять в том, чтобы отказаться от обуревающей их жажды жизни. Тут смог бы помочь только этос отказа от жизни. Эмери делает ставку на политику сознательного умирания или, как можно было бы выразиться, на политику святого. И в самом деле, только святые в состоянии осуществить такой поворот, отвратившись от жажды жизни и от свойственных всему роду человеческому нарциссических притязаний на превосходство homo sapiens technologicus по отношению ко всей остальной природе. Отличительным признаком обретшего экологическое сознание communio sanctorum тогда стала бы savoir mourir [277] Умение умирать ( фр .). , что позволило бы выйти даже за пределы высоких религий, превзойдя их. Признаться, сегодняшнее человечество ушло куда дальше от этого, чем любое из предшествующих поколений. Такая способность умереть должна быть основана, во-первых, на вере в то, что наша биологическая жизнь – это еще не все, что у нас есть; во-вторых, на экологическом уважении к запросам других живущих – например, в том смысле, который имел в виду Альберт Швейцер, говоря: «Жить посреди жизни, которая хочет жить»; в-третьих, на своего рода духовной любви к самым дальним, которая готова – через долгие времена и через пространства – поделиться шансами на жизнь с далекими участниками состязания, борющимися за нее, и притом, в первую очередь, учитывая интересы самых удаленных во времени – еще не родившихся. Это идеи, которые производят впечатление своим благородством и логичностью. С другой стороны, они имеют совершенно отчаянный характер, потому что делают ставку на невозможное, расчеты на которое уже достаточно опровергала история христианства, – ставку на революцию святых как прорыв морального метанатурализма в природный или чересчур природный мир – читай: в беспощадные состязания в борьбе за жизнь между центрами действия и ставшей универсальной жадностью до всего.

У меня возникает стойкое подозрение, что в основе этих размышлений лежит недостаточное понимание сущности техники. Предположения Эмери о существовании технологии самоуничтожения человечества в эру высоких технологий – при всем их кажущемся реализме – все же страдают чересчур большой односторонностью, а потому грозят сделаться иллюзорными. И это отнюдь не потому, что они несут на себе отпечаток глубокого антропологического пессимизма. Их односторонность, скорее, проистекает оттого, что они имеют своим условием предположение, что сущность техники определена раз и навсегда. Они имплицитно содержат в себе допущение, что техника – со вхождением в парадигму взрывных методов и способов расточительства – достигла своего последнего горизонта. Речь тут идет о чем-то вроде первородного греха, который проклятием своим раз и навсегда лег на технику. Так что пророку, который зовет к революции святых, не остается ничего другого, кроме как ждать, поумнеет ли заблуждающаяся масса достаточно, чтобы понять, что она уничтожает основы жизни, или же так и не поумнеет.

Если провести различие между аллотехникой и гомеотехникой, фатальная конструкция утратит свою убедительность. Я не говорю, что людям не следовало бы поумнеть в моральном плане, сделав выводы из исторических знаний о самих себе, – как раз наоборот. Но набраться ума в моральном плане – мало; это не поможет, если не набраться ума в плане технологическом. Именно на это я и указываю своим концептом гомеотехники.

Г. – Ю. Х.:Понятие расточительства и связанная с ним теория Универсальной Экономики – это, как я полагаю, missing link [278] Недостающее звено ( англ .). между феноменами эксплозии и имплозии. Что, конечно, становится особенно взрывоопасным, если все, о чем Вы только что сказали о связи расточительности и свободы, будет включено в контекст этнологических наблюдений.