Фридрих Паульсен - Введение в философию

Так возникает представление объективного мира. Для сознания это психологическое посредство остается совершенно чуждым; телесный мир стоит перед ним как абсолютно-сущая действительность. Лишь гносеологическое размышление приводит к воззрению, что необходимым пунктом отношения для этого объективного мира служит, как говорит Кант, «сознание вообще», конструктивный, снабженный синтетическими функциями субъект, и что позади явления должно быть предполагаемо еще само по себе сущее, символом которого служит явление. Чем оно может быть, это намечено уже выше: лишь одна внутренняя жизнь, сущая сама для себя, удовлетворяет условию абсолютного бытия.

Вопрос о происхождении познания дает повод к возникновению противоположности рационализма и эмпиризма или сенсуализма. Эмпиризм всякое познание выводит из восприятия; рационализм же, напротив, утверждает: научное познание вообще не может исходить из чувств, ему присущи всеобщность и необходимость, следовательно, оно есть произведение рассудка.

Я попытаюсь выяснить значение обеих теорий и свое положение к ним в форме исторического изложения [95].

Точка зрения обыкновенного мнения в этом вопросе – насколько о ней может вообще идти речь – ближе всего подойдет к сенсуализму: наше познание вещей ведет свое начало из чувственных восприятий.

Как только философия отделяется от обыкновенного мнения и начинает противопоставлять себя ему, тотчас же возникает рационалистическая теория. Философия претендует для себя на другое происхождение, чем то, которое она признает для обыкновенного мнения; пусть последнее в самом деле заимствует свои сведения из чувств; напротив, научное познание или философия происходит вовсе не из восприятия, а из мышления или разума.

В этом сходятся все первые большие системы греческой философии. Как ни различны их воззрения на сущность вещей; все они сходятся в том воззрении, что истина исходит не из чувств. Так, Гераклит бранит чувства: плохими свидетелями служат для людей глаза и уши тех, которые не обладают знающими язык душами, предполагая этим, что только тот поучается чувствами, кто с помощью критического рассудка умеет истолковывать их показания. Еще резче отрицает истинность чувств и обыкновенного мнения философия Элеатов; истина находится в одном только рассудке, чувства же производят лишь обманчивый призрак, они показывают единое и сущее как многое, подвижное, возникающее и преходящее. Зенон делает попытку показать при помощи мышления немыслимость, следовательно, невозможность и недействительность чувственного мира. Точно также сходятся в этом и оба другие антипода, Демокрит и Платон: к истине ведет один лишь рассудок, а не восприятие. Конечно, чувства не видят ни атомов, ни идей; их видит только рассудок, проникающий через разнообразие явлений к последним основаниям, к подлинно действительному.

Точно также и первые большие системы новой философии рационалистичны в теории познаниял – Декарт, Гоббс, Спиноза, Аейбииц. Они отправляются от математики; математическая физика, а в конце концов математическая теория мира является их целью. Конечно, последнюю, так же как и чистую математику, нельзя создать при помощи восприятия или опыта. К этому присоединяется еще дальнейшее обстоятельство: новая философия, по крайней мере у некоторых из новых философов, должна, подобно старой школьной философии, служить также в качестве рационального богословия и доказывать существование Бога и бессмертие души; а для этого опыт, конечно, не достаточен. Это отношение доставило рационалистической теории познания славу благонамеренности, в то время как эмпиризм и до сих пор подозревается в нечестивом направлении; еще и теперь, по крайней мере в Германии, обычны слова: эмпиризм ведет к материализму и атеизму.

Рационализм есть, следовательно, первая форма научной теории познания; он создан большими метафизическими системами, как их гносеологическое оправдание. Эмпиризм – позднейшего происхождения; он возникает в виде критики метафизических систем и их теорий познания.

Сначала я разовью в основных чертах рационалистическую теорию. Итак, ее утверждение таково: всякое настоящее или научное познание производится рассудком путем имманентного развития из первоначально-достоверных принципов, а не из приобретаемых при помощи восприятия или доступных контролю опыта. Образец этого метода представляет нам математика. Здесь навязываются два вопроса, и ответы на них составляют собственно теорию познания рационализма: 1) Как приходим мы к этим первым началам, этим абсолютным точкам отправления знания? 2) Как происходит то, что такая система, построенная посредством рассудочной деятельности, доставляет нам объективное познание действительности? Ибо намерение всякой науки состоит все же в изображении действительности; но очевидно, что согласие такой априорной системы мыслей с действительным миром не само собой понятно, а в сущности весьма неожиданно.

Можно различить три основных формы рационализма; они отличаются друг от друга по их ответам на оба эти вопроса: метафизический рационализм, математический и формальный. Платон, Спиноза и Кант могут служить представителями этих трех основных форм.

Метафизический рационализм покоится на предположении, что действительность сама по себе есть мысль; поэтому она может быть познаваема посредством чистого мышления. Платон, подготовленный умозрениями элеатов, первый сделал эту мысль основанием большой философской системы. Прочным пунктом ориентирования служит ему следующее убеждение: мир чувственного восприятия не есть действительный мир. Действительность сама в себе есть сущая система понятий или мыслей, мир идей. Как приходим мы к познанию его? Ответ Платона собственно не гносеологический, а составляет часть его метафизики: душа есть нечто такое, что имеет с действительно действительным первоначальное сродство по существу. Она сама – мышление или дух, именно сама в себе или в своем настоящем виде. В своем земном существовании она является не как то, что она подлинно есть, – как чистое мышление; здесь сущность ее закутана или искажена примесью чувственного – восприятия и желаний. Но эта земная жизнь есть только один фазис ее бытия; сама она существовала еще до воплощения и будет существовать после отделения от тела. В бестелесном бытии она есть подлинно то, что она есть, и стоит здесь в непосредственном общении с действительно действительным, созерцая идеи, то есть мысля сущие мысли. В телесной жизни мышление ее затемнено чувственностью. Как люди, так говорит знаменитое сравнение в «Государстве», сидящие прикованными в пещере спиной к выходу, видят на задней стене пробегающие тени вещей, движущихся вне перед входом, так душа сидит в пещере тела и видит всякого рода тени вещей, отбрасываемых туда через отверстия тела – глаза и уши – движущимися мимо вещами. Во всяком случае она сохраняет слабый отблеск подлинного мышления, как воспоминание из того состояния бестелесности и ясновидения. И вот задача ее в этой жизни состоит в том, чтобы освобождать, насколько это возможно, мышление от чувственности, заслонившей его кажущимся и призрачным. Математика и диалектика – две великие формы мышления в понятиях – служат путем к этому.