Фридрих Паульсен - Введение в философию

Я не буду входить в критику этого рационализма, и в те зачатки приближающейся к эмпиризму теории познания, которые встречаются у Аристотеля. Этот последний, каким бы строгим и часто несправедливым судьей Платона он ни был, не сумел создать взамен ничего цельного: попытка эмпирической теории, происходящая из его наблюдения, и попытка рационалистической теории, происходящая из силлогистики, остаются непримиренными одна рядом с другой. Напротив, я хочу указать на то, как платоновское воззрение было возобновлено в спекулятивной философии нашего столетия. У Гегеля мы находим то же основное воззрение: действительность есть сама по себе мысль, развивающаяся с внутренней необходимостью идея; совершенное познание состоит в мышлении сущих мыслей; в диалектическом движении философского мышления повторяется или скорее охватывает самое себя с самосознанием сущая в живом самодвижении абсолютная идея.

Второй формой рационализма является математический рационализм семнадцатаго столетия. Он отличается от платоновского тем, что остается имманентным. Его утверждение такое: всякая наука, в особенности же и прежде всего естествознание, может и должна принять форму математики, т. е. форму демонстративной системы, выведенной из принципов. Декарт и Тоббс сходятся в этом основном предположении; Спиноза в своей «Этике» сделал опыт формального проведения его; Лейбниц, считающийся уже с появившейся тем временем эмпирической критикой, старался удержать его с некоторыми ограничениями.

Ответ на два указанные выше вопроса рационализма складывается здесь таким образом. На вопрос о природе первых начал демонстративного познания Декарт, правда, отвечает тоже выражением: это – врожденные идеи. Выражение это ведет свое начало из платоновской философии; но это только старое имя, а не старый смысл. Декарт не знает ничего о предсуществовании души и воспоминаний. То, что он предполагает этим, состоит в следующем: существуют такие элементы познания, которые первоначально производятся рассудком и не нуждаются ни в каком подтверждении опытом. Так показывает это математика. Ее начала – определения и аксиомы; истинность тех и других основывается не на восприятии и опыте. Определения математики – это понятия, абсолютно полагаемые рассудком; он поставляет понятие круга и касательной, степени и логарифма, взирая исключительно на самую свою функцию, а не на какое-нибудь данное восприятие. Так, аксиомы – это положения, истинность которых не доказывается опытом, но которые, как только они поняты рассудком, тотчас же признаются им за абсолютно очевидные.

И вот в этом всюду состоит форма науки. Так прежде всего – физики; она есть, собственно, не что иное, как ветвь математики. Декартовская философия является на первой линии построением, имеющим целью показать возможность чисто математической физики. Ввиду этого сущность тела сводится на чистое протяжение; оно не имеет никаких других определений, кроме геометрических, никаких внутренних определений; этим оно подчиняется чисто математическому методу. Corpus est res extensa: это – математическое определение, точно также как определение угла или круга. Точно так же обстоит дело с понятием души: mens est res (mere) cogitans. К этому присоединяются теперь аксиомы, например, положение о сохранении субстанции: количество материи не увеличивается и не уменьшается; или положение о сохранении силы: количество движения неизменно, не бывает ни возникновения, ни уничтожения движения, а только перенесение его с одного тела на другое. На основании этих определений и аксиом требуется теперь развить естествознание, как демонстративную систему механики. При этом значение восприятия здесь то же, что для геометрии: оно может сообщить первый толчок к образованию понятий и положений. Но лишь в демонстративном доказательстве приобретаем мы настоящую, завершенную науку.

Этим дается ответ и на второй вопрос: откуда является согласие такой чисто имманентно развитой системы теорем с действительностью? Декарт отвечает: как математические понятия имеют гарантию своей истинности в самих себе и не нуждаются ни в каком подтверждении опытом, так и эти определения. Он высказывает это воззрение в форме общего положения: истинно то, что я усматриваю ясно и отчетливо. Всякое ясное само по себе и отчетливое понятие имеет гарантию своей истинности именно в этой своей мыслимости или возможности; quidquid clare ac distincte percipio verum est – положение, ясно выдающее свое происхождение из математического мышления [96].

Вполне проведенным является перед нами это воззрение в философской системе Спинозы. Ethica more geometrico demonstrata – так объявляет себя его главное произведение. С железным постоянством проведена здесь математическая форма; все науки: метафизика, физика (намеченная во второй книге несколькими леммами), теория познания, психология, этика с основными понятиями государствоведения – трактуются по геометрической схеме. Каждая книга начинается с определений и аксиом; затем следуют теоремы и доказательства, королларии и схолии, вся философия представляет собой систему умозрительно необходимых формул, выведенных из умозрительно необходимых понятий и аксиом. Ответ на вопрос о согласии этой системы с действительностью Спиноза дает из своей метафизики. Параллелизм обоих атрибутов, мышления и протяжения, применяется к обоснованию теории познания: одна и та же сущность субстанции или вседействительного выражается в системе модусов в телесном мире и мире мыслей. А поэтому порядок и связь в мире мыслей соответствуют порядку и связи в мире телесном; то, что здесь является как причина и действие, там есть основание и следствие: sequi и causari (логически следовать и быть причиненным) в сущности одно и то же [97].

Критика этого математического рационализма завершилась исторически вторым значительным направлением в развитии новой философии, английским эмпиризмом. Дж. Локк и Д. Юм – его главные представители.

Основное воззрение этого направления такое: есть два рода наук, различных по своей сущности и по своему методу, чисто отвлеченные (вращающиеся в понятиях), как математика, и предметные, как физика и психология. Заблуждение рационализма состоит в том, что он знает только одну форму науки – математическую – и по ее схеме хочет построить все науки. Это невозможное предприятие; науки о фактах, науки естественные и духовные, по своему содержанию и методу совершенно отличны от математики [98].

Математика характеризуется тем, что она не выставляет никаких утверждений о бытии и образе действия действительного, а занимается исключительно выводами из понятий. Геометрия не говорит: эта фигура есть круг, это тело есть шар, и движение его имеет форму эллипса, а говорит: из определения круга, хорды вытекают такие-то и такие-то следствия. Кто признает определение, тот должен признать также и следствия, они связаны логически; при этом вполне безразлично, существуют ли в действительности вещи, отвечающие данному понятию, или нет.