Джон Милль - О подчинении женщины

Я уже сказал, что в настоящее время пока нельзя знать, какие из замечаемых умственных различий между мужчинами и женщинами естественны, какие искусственны, существуют ли вообще какие бы то ни было естественные различия и в каком виде представился бы природный характер, если удалить все искусственные причины несходства. Не стану пробовать делать то, что сам же я назвал невозможным; но сомнение не отстраняет гипотезы, и там, где достоверность недостижима, можно все-таки дойти до известной степени вероятности. Первоначальное происхождение замечаемых в действительности различий наиболее доступно общим выводам; я постараюсь подойти к нему единственным путем, которым цель эта может быть достигнута, – чрез открытие умственных последствий, порождаемых внешними влияниями. Мы не можем отделять человека от обстоятельств его положения, чтобы на практике исследовать, чем он мог бы быть по своей природе, но мы можем рассматривать, каков он в действительности, каковы были его обстоятельств и могли ли они привести его к той или другой цели.

Итак, возьмем единственный сколько-нибудь заметный случай, в котором проявляется видимое преимущество мужчин над женщинами, разумеется, если исключить чисто физический перевес телесной силы. Никакое первоклассное произведение в области философии, науки или искусства не было результатом женского труда. Можно ли объяснить эту странность, не прибегая к предположению, что женщины от природы неспособны к этого рода деятельности?

Во-первых, мы имеем полное право спросить, дает ли опыт какие-нибудь достаточные основания для общего вывода. За весьма редкими исключениями, едва ли можно насчитать и три поколения, в течение которых женщины стали пробовать свои силы в философии, науке или искусстве; только в настоящем поколении попытки эти сделались несколько значительными, да и то они везде еще считаются за большую редкость, кроме разве Англии и Франции. Тут еще представляется вопрос, могли ли женщины, способные к такому труду по своим вкусам и личному положению, приобрести силы для высшего научного совершенства или для творческого искусства в течение этого непродолжительного времени. За исключением самых высших сфер мысли, женщины имели полнейший успех во всех предметах, для упражнения в которых у них было время, особенно же в литературе, как прозаической, так и поэтической, так как ею они стали заниматься с наиболее давней эпохи. В этом отношении они стяжали такие лавры, каких только можно было ожидать по времени и по числу конкурентов. Если мы обратимся к древним временам, когда немногие женщины выступали на этом поприще, то и там найдем хотя и редкие, но замечательные примеры успеха. Греки постоянно считали Сафо между поэтами первой величины, и мы можем полагать, что Миртиса, наставница Пиндара, и Коринна, получившая от него пять раз поэтический лавр, должны были, по крайней мере, обладать немалым достоинством, чтобы быть поставленными рядом с этим великим именем. Аспазия не оставила философских сочинений, но все признают тот факт, что Сократ обращался к ней за наставлением, да и сам философ заявлял, что оно было для него полезно.

Если мы будем сравнивать труды новейших женщин с произведениями их современников-мужчин в области литературы или искусства, то увидим, что труд женщин представляет главнейшим образом одну – правда, существенно слабую, сторону – недостаток оригинальности. Мы не говорим – отсутствие ее, потому что всякое умственное произведение с сколько-нибудь самостоятельным характером всегда имеет свою собственную оригинальность, как работа самого ума, а не как копия с чего-нибудь чужого. Сочинения женщин изобилуют оригинальными мыслями, то есть позаимствованными, возникшими из наблюдений самого мыслителя или из его умственных процессов. Но женщины до сих пор не создали ни одной из тех великих, блестящих новых идей, которые образуют эру в истории мысли, не вызвали в искусстве ни одного фундаментально нового понятия, которое открывает прежде неведомую ширь эффектов и закладывает основание новой школы. Все произведения женщин главнейшим образом опираются на уже имеющийся под руками капитал мысли и боятся уклониться далеко от существующих типов. Вот все, в чем женщины слабее мужчин по своим умственным произведениям; но по части исполнения обстоятельного приложения мысли и стилистической обработки они ни в чем не уступают другому полу. Наши (английские) лучшие беллетристы – с точки зрения литературной композиции и развития подробностей – были преимущественно женщины. Во всей современной литературе нельзя найти более красноречивого воплощения мысли, чем слог г-жи Сталь, а по части безукоризненно изящной отделки ничто не может сравниться с прозою г-жи Санд, которой слог действует на нервную систему, как симфония Гайдна или Моцарта. Высшей умственной оригинальности – вот чего, как я сказал, недостает произведениям женского интеллекта. Посмотрим, нельзя ли найти этому недостатку какого-нибудь удовлетворительного объяснения. Вспомним, что от Сотворения мира и от первого начала цивилизации женщины были оставлены в положительном пренебрежении относительно самобытной обработки мыслей, и это продолжалось в течение всего времени, когда великие и плодотворные новые идеи могли быть открываемы одною силою гения, без всякой опоры предварительной науки, без собирания сведений. От дней Гипатии до Реформации знаменитая Элоиза была чуть не единственною женщиной, которой было возможно подобное развитие, и мы еще не знаем, какой великой умственной силы лишилось человечество, благодаря несчастьям ее жизни. С тех пор женщины, в их массе, никогда не хлопотали о серьезной обработке мысли, так как оригинальность сделалась возможною при более легких условиях. Почти все идеи, дающиеся только одной силе оригинального ума, были давным-давно достигнуты, и теперь оригинальность, в серьезном смысле этого слова, едва ли возможна для какого бы то ни было ума, не выработанного строгой дисциплиной и не вооруженного всеми результатами предшествующего знания. Если не ошибаюсь, г. Морису принадлежит то замечание о настоящем веке, что наиболее оригинальные мыслители – те, которые всех лучше ознакомились с мыслительной деятельностью своих предшественников, и так всегда будет продолжаться и после нас. В наше время каждый новый камень должен быть положен сверху многих других, из которых воздвигается здание, и кто желает иметь долю в работе своего времени, тот должен взобраться наверх чрез всю возведенную постройку и запастись достаточным материалом. А много ли мы знаем женщин, которые могли бы пройти чрез весь этот процесс? Г-жа Соммервиль, быть может, единственная женщина, знающая из математики столько, сколько в наше время нужно для мало-мальски значительного математического открытия; но можем ли мы укорять всех женщин бабьей неумелостью, если они в свое время не принадлежали к тем двум или трем гениям, которых имена неразлучны с каким-нибудь поразительным прогрессом науки? С тех пор как политическая экономия была возведена в степень науки, две женщины ознакомились с нею настолько, что могли с пользою писать об этом предмете; но из бесчисленного множества мужчин, писавших о том же в течение одинакового времени, много ли наберется таких, о которых со строгой справедливостью можно сказать больше? Если ни одна женщина до сих пор не была великим историком, то какая же женщина обладала необходимою для того эрудицией? Если между женщинами не было великого миолога, то какую женщину учили санскриту, славянскому языку, готскому по Ульфиле и персидскому по Зендавесте? Мы знаем, даже в сфере практических предметов, что значит оригинальность неученых гениев. Это значит – в другой раз выдумывать в самых начальных формах то, что давным-давно было уже изобретено и улучшено целым рядом последовательных деятелей. Если бы женщины до сих пор имели ту подготовку, которая позволяет мужчинам достигать высшей оригинальности, то теперь можно было бы уже судить путем опыта о женской способности к оригинальному развитию.