Георг Гегель - Наука логики. С комментариями и объяснениями

Иллюстрация этого абзаца: семечко, заключавшее в себе дерево, которого мы не видим в нем, стало деревом, которое и может существовать как таковое. Но при этом дерево как понятие реализовалось во внешней объективности его строения, ствола и ветвей, и определяется именно как строение, даже если мы не говорим о подробностях этого строения, а только о дереве. Поэтому, с одной стороны, мы в любом дереве видим непосредственно его самого, с другой стороны, опосредуем особенности его развития и строения. Понятие о дереве включает в себе знание ствола и веток, и движение цели позволяет дереву принести плод и семена. Идея – это образ дерева, включающий в себя как понятие о нем самом, о его росте и плодовитости, так и образ ствола и веток. Лишь тогда дерево будет узнано в любом случае, в том числе природой, а не станет только парадоксальным движением на пути к цели, о котором речь шла до этого.

ИДЕЯ

Идея есть адекватное понятие, объективно истинное или истинное как таковое. Если что-либо истинно, оно истинно через свою идею, иначе говоря, нечто истинно, лишь поскольку оно идея. – Выражение «идея» вообще-то часто употреблялось в философии, как и в обычной жизни, и для [обозначения] понятия и даже для [обозначения] простого представления: «У меня еще нет никакой идеи об этой тяжбе, об этом здании, об этой местности» – означает только, что у меня нет о них представления. Кант реабилитировал выражение «идея» как понятие разума. – Понятие же разума есть, согласно Канту, понятие о безусловном, а в отношении явлений оно трансцендентно, т. е. оно не может иметь адекватного ему эмпирического применения. Понятия разума, по Канту, служат для понятийного постижения (Begreifen), а понятия рассудка – для понимания (Verstehen) восприятий. – На самом же деле, если понятия рассудка действительно понятия, то они понятия (Begriffe) – посредством их постигают (wird begriffen), и понимание восприятий посредством понятий рассудка будет постижением. Если же понимание есть только акт определения восприятий посредством таких определений, как, например, целое и части, сила, причина и тому подобное, то оно означает лишь акт определения посредством рефлексии, так же как и под пониманием можно подразумевать всего лишь определенный акт представления совершенно определенного чувственного содержания; так, если, описывая человеку дорогу, говорят, что она в конце леса поворачивает налево, и он, скажем, отвечает: «понимаю», то это «понимание» не означает ничего другого, кроме схватывания [сказанного] представлением и памятью. – «Понятие разума» тоже несколько нескладное выражение; ведь понятие – это вообще нечто относящееся к разуму; а поскольку разум отличают от рассудка и от понятия как такового, он целокупность понятия и объективности. – В этом смысле идея есть то, что разумно; она необусловленное потому, что лишь то имеет условия, что существенно соотносится с объективностью, но не с такой объективностью, которая определена им самим, а с такой, которая еще проявляется внешне и безразлично к нему, как это еще имело место во внешней цели.

Трансцендентное – Кант различает трансцендентное (выходящее за пределы всякого возможного опыта), трансцендентальное (находящееся вне опыта, но определяющее его) и эмпирическое (принадлежащее опыту). Гегель смещает рассуждение Канта: для него эти понятия отсчитываются не от субъекта, а от мира явлений. Поэтому далее он сближает постижение и понимание , которые разделял Кант: для Канта постижение – это как нестандартное решение задачи, и для этого необходим разум (производство понятий), а понимание – как применение готового метода, для чего достаточно рассудка (употребления понятий). Для Гегеля сами решения располагаются в мире явлений, обладая собственной решимостью, она и делает понимание вызовом постижению, а постижение – стимулом понимания. Если Кант мыслит морально, то Гегель – юридически: в области права необходимо «разумное» решение задачи, исходя из тех вызовов, которые она содержит в себе, а не которыми грозит нам.

Так как выражение «идея» сохраняется для [обозначения] объективного или реального понятия и его отличают от самого понятия, а тем более от простого представления, то следует, далее, еще в большей мере отвергнуть ту оценку идеи, согласно которой ее принимают за нечто лишь недействительное, и об истинных мыслях говорят, что они только идеи. Если мысли суть нечто чисто субъективное и случайное, то они, разумеется, не имеют никакой иной ценности, но в этом отношении они стоят не ниже преходящих и случайных действительностей (Wirklichkeiten), которые равным образом не имеют никакой другой ценности, кроме ценности случайностей и явлений.

Если же полагают, что идея, наоборот, не имеет ценности истины потому, что она в отношении явлений трансцендентна, что в чувственном мире ей не может быть дан совпадающий с ней предмет, то это – странное недоразумение, ибо идее отказывают в объективной значимости потому, что ей недостает-де того, что составляет явление, неистинное бытие объективного мира. В отношении практических идей Кант признает, что «нет ничего более вредного и менее достойного философа, чем невежественные ссылки на мнимо противоречащий идее опыт. Самого опыта вовсе не было бы, если бы, например, государственные учреждения были созданы в свое время согласно идеям и если бы вместо них грубые понятия не сделали тщетными все благие намерения именно потому, что они были заимствованы из опыта» . Кант считает идею чем-то необходимым, целью, которую следует ставить себе как прообраз для некоего максимума, стремясь как можно больше приблизить к ней состояние действительности.

Но так как выяснилось, что идея есть единство понятия и объективности, [т. е.] истинное, то ее следует рассматривать не только как цель, к которой надлежит приближаться, но которая сама всегда остается чем-то потусторонним, а так, что все действительное есть лишь постольку, поскольку оно имеет внутри себя идею и выражает ее. Предмет, объективный и субъективный мир не только должны вообще совпадать с идеей, но сами суть совпадение понятия и реальности; реальность, не соответствующая понятию, есть просто явление, нечто субъективное, случайное, произвольное, что не есть истина. Когда говорят, что в опыте нет ни одного предмета, который всецело совпадал бы с идеей , то идея противопоставляется действительному как некое субъективное мерило. Но чем поистине должно было бы быть нечто действительное, если в нем нет его понятия и его объективность вовсе не соответствует этому понятию, – этого никто не скажет, ибо такое действительное было бы ничто. Механический и химический объект, равно как и субъект, лишенный духа, и дух, сознающий лишь конечное, а не свою сущность, имеют, правда, в самих себе – каждый сообразно своей природе – свое понятие существующим не в своей собственной свободной форме.