Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Тайные сокровища – отсылка к Нагорной проповеди (Мф. 6, 19) «Не собирайте себе сокровищ на земле» и притче о купце, нашедшем «многоценную жемчужину» (Мф. 13, 45), Царствие Небесное. Фейербах обращается к аудитории, воспитанной как на патетической поэзии и проповеди, так и на чтении Евангелия.

Тайны любви – поэтический оборот, означавший «тайную любовь», историю влюбленности, о которой не знают другие, но также и всю интимную сторону любви.

Если религия, сознание Бога и характеризуется как самосознание человека, то это еще не значит, что религиозный человек непосредственно сознает себя, что его сознание Бога влечет за собою сознание своей сущности. Напротив, отсутствие этого сознания является отличительным признаком религии. Во избежание недоразумения мы скажем: религия есть первое и к тому же косвенное самосознание человека.

Косвенное – то есть выражающее, согласно Фейербаху, сущность человека в посторонних образах, образах, принятых в данной религии, своего рода «косвенной речи» самосознания.

Поэтому религия всегда предшествует философии не только в истории человечества, но и в истории личности. Прежде чем искать свою сущность в себе, человек ищет ее вне себя. Его собственная сущность служит для него объектом в качестве другой сущности. Религия – младенческая сущность человечества, но ребенок рассматривает свою сущность как нечто постороннее: для него человек является объектом в качестве другого человека. Поэтому развитие религий заключается в том, что все, казавшееся при более ранней религии объективным, последующей кажется субъективным, то, что раньше считалось божественным, ныне считается человеческим.

Младенчество – Фейербах говорит о неспособности младенца постоянно настаивать на собственной субъективности, желании маленького ребенка приписать субъективность другим вещам. Так, он всегда оживляет окружающие вещи, видя в них ту же душу и ту же речь, что и в себе, считает, что они могут его приветствовать, быть виноватыми («чашка сама разбилась»), приносить извинения, слушаться и т. д. В ХХ веке истоки культуры в такой младенческой игре были изучены И. Хёйзингой в книге «Человек играющий» (1938). При этом было открыто, что перед нами не просто наивность ребенка, а работа определенных структур речи как свидетельства. Об этом хорошо сказал В. В. Бибихин: «Человеческий ребенок и до того как научится говорить не молчит. Уже его лепет независимо от того, имеют ли смысл отдельные слоги или нет, полон другим, более общим и глубоким смыслом обращения, причем вовсе не обязательно к ближайшему взрослому; не случайно дети лепечут и совершенно одни в пустой комнате. Лепет, язык общего чувства, отличается от зрелого языка культуры, разума и планирующей воли почти во всем кроме одного, но самого главного: и тот и другой язык в первую очередь показание, свидетельство о мире, каким человек его ощущает и видит» («Детский лепет», 1974).

Всякая предшествовавшая религия кажется последующей идолопоклонством; человек раньше поклонялся собственной сущности, которая была его объектом помимо его сознания. Позднейшая религия проникается этим сознанием и потому всякий прогресс в религии есть проявление более глубокого самопознания. Всякая религия считает предыдущую религию идолопоклонством и не предполагает, что в будущем ждет ее такая же участь; это убеждение неизбежно – иначе она не была бы религией. Она только приписывает другим религиям ошибку, свойственную религии вообще.

Исходя из такого развития религий многие христианские богословы ХХ века просто отказались называть христианство «религией». Они говорили, что если внутри христианства возникает «религия», понимание его как религии, то это может приводить к идолопоклонству разных видов (клерикализму, то есть культу священства, национализму, суевериям). Например, священник Александр Шмеман писал в книге «За жизнь мира» (1970): «Однако, в глубочайшем смысле, христианство означает конец религии. В евангельском рассказе о встрече с Самарянкой у колодца Иакова Христос не оставляет по этому поводу никаких сомнений. «Господи, – говорит Ему женщина, – вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме. Спаситель говорит ей: поверь, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу… Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 19–23). Самарянка задала вопрос о культе, т. е. о религии, а Иисус, отвечая ей, коренным образом изменил сам вопрос. Нигде в Новом Завете христианство не явлено нам как «культ» или «религия». Ибо религия нужна там, где существует непроходимая преграда между Богом и человеком. Но Богочеловек Иисус Христос разрушил эту стену, ибо возвратил и даровал нам не новую «религию», а новую жизнь». Интересно, что этот популярный богословский трактат Шмеман открывает полемикой с Фейербахом.

Она имеет другой объект, другое содержание, которое выше содержания предшествующей религии, и поэтому мнит себя сильнее неизменных, вечных законов, определяющих сущность религии: она воображает, что ее объект, ее содержание есть нечто сверхчеловеческое. Но мыслитель прозревает скрытую сущность религии, потому что относится к ней объективно, чего не может сделать сама религия. Поэтому мы должны доказать, что противоречие между божественным и человеческим только иллюзия, что оно объясняется противоречием между человеческой сущностью и человеческим индивидом и, следовательно, объект и содержание христианской религии есть нечто вполне человеческое.

Индивид – в данном случае противопоставляется роду и виду. Сущность человека – родовая (человеческая природа, человечество, общая для всех людей природа), а сознание – индивидуально. Тогда христианство, учащее не только о единой природе Бога, но и Его трех ипостасях (индивидах), о вочеловечении одной из них, раскрывает и родовую сущность человека, и его индивидуальность.

В религии, по крайней мере, христианской, выражается отношение человека к самому себе или, вернее, к своей сущности, которую он рассматривает как нечто постороннее. Божественная сущность не что иное, как человеческая сущность, или вернее, сущность человека, очищенная, освобожденная от индивидуальных границ, объективированная, т. е. рассматриваемая и почитаемая в качестве посторонней, отдельной сущности. Поэтому все определения божественной сущности относятся и к сущности человеческой.