Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

В целом религиозный мыслитель согласился бы с тем, что Бога нельзя назвать талантливым. Например, талантливым поэтом или поваром, потому что он – источник любых талантов, развертываемых во времени и при этом совершенно не зависящих от него, являющихся частью самоопределения каждого отдельного человека. Но религиозный мыслитель заметил бы, что описывать Бога можно только талантливо, иначе получаются слишком узкие религиозные представления, о которых прекрасно сказал Борис Пастернак:

Отличительная черта свойств Божиих заключается именно в том, что каждое свойство дает мне возможность судить о других, потому что между ними нет никакого реального различия. Поэтому, если настоящие свойства отличаются от будущих и настоящий Бог отличается от будущего, то, следовательно, настоящий и будущий Бог не одно и то же, а два различных существа. Но это различие противоречит единству, единосущию и простоте Бога. Почему то или другое свойство есть свойство Божие? Потому что оно божественного происхождения, т. е. выражает нечто неограниченное, совершенное. Почему те или другие свойства божественны? Потому что они, несмотря на кажущееся различие, имеют одну общую черту: все они выражают совершенство, неограниченность. Таким образом я могу представить себе бесконечное множество божественных свойств, потому что все они совпадают в отвлеченном представлении о Боге; и общей их чертой является то, что делает божественным каждое отдельное свойство.

На это религиозный мыслитель возразил бы, что само действие наше по представлению свойств Бога оказывается продолжением способности Бога представлять свои свойства нам. Как остроумно сказал об этом Герман Лукомников:

То же находит и Спиноза. Он говорит о бесконечном множестве атрибутов божественной субстанции, но не называет ни одного, кроме мышления и протяжения. Почему? Потому что нам не важно знать эти свойства, так как они безразличны и излишни сами по себе и не могут ничего прибавить к тому, что уже выражено двумя понятиями: мышления и протяжения. Почему субстанции свойственно мышление? Потому что оно, согласно Спинозе, постигается самим собой и выражает нечто неделимое, совершенное, бесконечное. Почему субстанции свойственно протяжение, материя? В силу тех же самых соображений.

Спиноза опирался на терминологию Декарта, который называл духовное «мыслящим», а материальное – «протяженным». После Декарта философия выясняла, как именно в человеке связаны эти два начала, если они настолько разнородны, что они не могут быть соотнесены ни в одной точке. Декарт и его последователи опирались на понятие «сознание», он просто считал сознание точкой схождения мышления и протяженности. Но Спиноза исходил, грубо говоря, из того, что они сходятся в точке бесконечности, бесконечной возможности и бесконечной действительности, и наше сознание оказывается уже продуктом самой этой бесконечности. Позиция Спинозы – своеобразный пантеизм (любая вещь соотнесена с бесконечностью, значит, в ней как-то присутствует Бог), была близка как немецким идеалистам с их романтическим пониманием «божественной» природы, стремящейся к бесконечности, с чувством порыва души к бесконечности, так и Фейербаху, который видел в ней пример атеизма (ведь бесконечной становится в пределе любая материальная вещь, и Бог уже не нужен), не конфликтующего с религиозностью (раз понятие о бесконечности, о божественном свойстве, остается центральным).

Следовательно, субстанция может иметь неопределенное количество свойств, потому что эти свойства становятся принадлежностью субстанции не в силу определенности, различия, а в силу тожественности, равенства. Вернее: субстанция обладает бесчисленными свойствами только потому, что она, как это ни странно, не имеет в действительности ни одного реального, определенного свойства. Неопределенное единство мысли дополняется неопределенным многообразием фантазии. Если свойство не multum, то оно multa. В действительности есть только два положительных предиката: мышление и протяжение. Эти два понятия выражают собою гораздо больше, чем бесчисленное множество безыменных свойств; они представляют из себя нечто определенное, они дают мне понятие о чем-то. Но субстанция слишком безразлична и бесстрастна, чтобы могла она воодушевиться чем-нибудь. Не желая быть чем-нибудь, она предпочитает быть ничем.

Multum… multa (лат.) – во множественном числе… многообразное (буквально: многое… многократное). Имеется в виду, что даже если мы допустим только одно подлинное свойство вещей, бесконечность или стремление к бесконечности, в нем заявит о себе любое количество других свойств, например, теплота (температура тоже может стремиться к бесконечности) или пьянство (пьянствовать тоже можно до бесконечности).

Мы доказали, что сущность субъекта заключается в его свойствах, т. е. что свойство есть истинный субъект. Поэтому, если божественные свойства суть человеческие свойства, то и субъект, обладающий ими, также человеческого происхождения. Божественные свойства разделяются на общие и личные. К общим свойствам относятся метафизические, которые служат только внешней связью религии и не сообщают ей определенного характера. Только личные свойства составляют сущность религии и характеризует Существо Божие как объект религии. К личным свойствам относятся, например, следующие: Бог есть личность, Он нравственный законодатель, отец людей, святой, справедливый, благой, милосердный. Но из этих и других свойств очевидно, что они, в качестве личных свойств, являются чисто человеческими свойствами. Следовательно, в отношении религиозного человека к Богу выражается его отношение к своей собственной сущности.

Следует заметить, что открытие как бесконечности Бога, так и бесконечности как возможности дальнейшего развития личных свойств, является результатом развития религии, а не начальным религиозным представлением. Вероятно, на ранних этапах религии просто не могло быть слова для «бесконечности». Это открытие отлично показал Т. Манн в романе «Иосиф и его братья», раскрывающем развитие религии от грубых и кровавых представлений к более гуманным. Иаков говорит, вспоминая обещание Аврааму об умножении рода его потомков и пытаясь представить милость Божию к нему лично: «Вефиль, Вефиль пусть зовется отныне это место, а не Луз, ибо это дом присутствия и Бог-Вседержитель открылся здесь униженному и укрепил его душу сверх меры. Ведь конечно, он впал в преувеличение и превзошел всякую меру, воскликнув в лад арфам, что семя мое умножится, как песок, а имя мое будет в почете и славе. Но если Он будет со мной, как Он обещал, и сохранит шаги мои на чужбине; если Он даст мне хлеб и одежду для моего тела, позволит мне вернуться в дом Ицхака целым и невредимым, то пусть Богом моим будет Он, а не кто другой, и я буду отдавать Ему десятую часть всего, что Он мне дарует. Если же вдобавок сбудутся и те слова, какими Он, превосходя всякую меру, укрепил мою душу, то пусть этот камень превратится в святилище, где Ему будут непрестанно приносить пищу и, кроме того, неукоснительно ублажать его нюх пряными воскуреньями. Это обет, это обещанье за обещанье, и пусть Бог, пусть Бог-Вседержитель действует теперь по своему усмотренью» (пер. С. Апта). Роман Т. Манна лучше всего читать параллельно с чтением Фейербаха.