Бертран Рассел - Брак и мораль

Безусловно, переход от старой системы к новой подразумевает ряд трудностей, как и любая глобальная перемена. Тех, кто ратует за любые этические новшества, неизменно обвиняют, как в свое время Сократа, в растлении молодежи; не буду заявлять, что это обвинение всегда беспричинно, даже когда новая этика, которую проповедуют, ведет в случае одобрения обществом к лучшей жизни, нежели прежняя, подлежащая ликвидации. Все, кому знаком магометанский Восток, утверждают, что там люди, отвергающие правило молитвы пять раз в день, заодно перестают уважать прочие моральные правила, которые мы сочли бы более важными. Человек, предлагающий изменить сексуальную мораль, особенно уязвим для обвинений и непонимания; я сам отлично сознаю, что наговорил много такого, что некоторые читатели могли истолковать неправильно.

Главный посыл новой морали, в котором она отличается от традиционной пуританской морали, таков: мы верим, что инстинкт следует развивать, а не подавлять. Если рассуждать с этой точки зрения, наша позиция наверняка заслужит широкое признание большинства мужчин и женщин, но станет приносить практическую пользу, только если будет принята во всей полноте и ее будут внедрять в общество с ранних лет. Если в детстве инстинкт подавляется, а не развивается, он будет подавляться и в более старшем возрасте, поскольку станет проявляться в крайне нежелательных формах. Мораль, которую я предлагаю, не сводится к тому, чтобы говорить взрослым и подросткам: «Следуйте своим побуждениям и живите, как вам заблагорассудится». Нет, в жизни необходима последовательность и цельность; нужны непрерывные усилия, направленные на желаемый результат, далеко не очевидно благоприятный и не всегда привлекательный; нужна забота о ближних; нужны некие нормы добродетели. При этом я не могу признать самообладание желаемым результатом, и мне очень хочется, чтобы наши институции и наша мораль низводили потребность в самообладании до минимума, а не возводили ее в максимум. Полагаться на самообладание – все равно что дергать в поезде стоп-кран. Тормоз полезен, когда понимаешь, что движешься не в том направлении, но вреден, если направление выбрано правильно. Никто ведь не скажет, что поезд всегда должен ехать на тормозах, однако внушаемая нам привычка к самоконтролю тормозит вдохновляющую нас жизненную энергию. Самоконтроль побуждает расходовать эту энергию впустую, на внутренние метания, а не на деятельность вовне, и потому всегда вызывает сожаление (хотя порой он действительно необходим).

Степень, в которой самоконтроль необходим в жизни, зависит от раннего осознания инстинкта. Детские побуждения способны вести к полезной или вредной деятельности, как пар в локомотиве способен доставить нас к месту назначения или пустить под откос вследствие аварии. Задача образования заключается в том, чтобы направлять инстинкт туда, где он сможет развиваться с пользой для общества. Если эта задача успешно решается уже в ранние годы жизни человека, мужчина или женщина, как правило, живут деятельной жизнью, прибегая к строгому самоконтролю разве что в редчайших кризисных ситуациях. Если, с другой стороны, раннее образование сводится преимущественно к простому подавлению инстинкта, действия, к которым инстинкт побуждает человека в дальнейшей жизни, будут как минимум отчасти вредными, следовательно, придется постоянно сдерживать себя через самоконтроль.

Эти общие соображения выглядят особенно значимыми для сексуальных побуждений вследствие остроты последних и вследствие того, что они являются предметом пристального внимания традиционных моралистов. Большинство этих моралистов полагает, будто без строжайшего обуздания наших сексуальных желаний мы впадем в повседневный блуд, анархию и разврат. На мой взгляд, это представление восходит к мнению тех, кто с ранних лет усваивал запреты, а впоследствии пытался их игнорировать. У таких людей усвоенные запреты продолжают действовать, даже когда сами эти люди с ними не справляются. То, что принято называть совестью (внерассудочное, более или менее бессознательное принятие ценностей, усвоенных в раннем детстве), побуждает чувствовать, что условности отвергают нечто порочное, и это чувство может сохраняться, несмотря на интеллектуальные доводы в пользу обратного. Тем самым личность как бы раскалывается, инстинкт и рассудок больше не идут рука об руку, инстинкт становится банальным, а рассудок – анемичным. В современном мире налицо всевозможные проявления недовольства традиционным воспитанием. Наиболее распространено недовольство тех, чей интеллект признает этическую правоту морали, усвоенной в детстве, но кто понимает, с большим или меньшим сожалением, что недостаточно героичен, чтобы жить в соответствии с этими заповедями. Таким людям мало что можно посоветовать. Будет лучше, если они сумеют изменить либо свою жизнь, либо свои принципы и добиться гармонии между ними.

Далее идут люди, чей разум отвергает многое из того, чему учили в детстве, но чье бессознательное все еще цепляется за эти знания. Такие люди склонны внезапно менять свое поведение под давлением любых сильных эмоций, в особенности страха. Тяжелая болезнь или потрясение могут заставить их раскаяться и отказаться от былых интеллектуальных убеждений под напором детских воспоминаний. Даже при обычных условиях их поведение определяется запретами, причем может принимать нежелательные формы. Запреты отнюдь не помешают таким людям действовать способами, предосудительными для традиционной морали, зато лишат искренности чувств и тем самым устранят из поведения некоторые значимые элементы. Внедрение нового морального кодекса вместо старого не будет полноценным, если личность не признает новый кодекс целиком, если признание происходит только на верхнем уровне, то есть в сознательном мышлении. Для большинства людей это крайне затруднительно, если в юные годы им внушали старую мораль. Поэтому невозможно судить о новой морали обоснованно, покуда она не проникнет в детское образование.

Сексуальная мораль должна основываться на ряде общих принципов, относительно которых, быть может, имеется довольно широкое общественное согласие, несмотря на различное отношение к последствиям воплощения этих принципов на практике. Первое, что следует обеспечить, – это любовь: глубокая, сильная, честная любовь между мужчиной и женщиной, связь личностей, которая ведет к союзу, обогащающему обоих. Второе по важности – надлежащая забота о детях, физическая и психологическая. По отдельности ни один из этих принципов не вызывает отторжения, но вот относительно последствий их практического воплощения я бы предложил слегка подправить традиционную мораль. Большинство мужчин и женщин, так уж получается, не в состоянии проявлять столько искренности и великодушия в любви, ведущей к браку, сколько могли бы, не пичкай их с детства всевозможными запретами. Им либо недостает необходимого опыта, либо они приобрели этот опыт тайными, нежелательными способами. Более того, поскольку моралисты одобряют ревность, эти супружеские пары считают себя вправе держать друг друга, что называется, под замком. Конечно, хорошо, когда муж и жена любят друг друга так сильно, что ни один из них не испытывает искушения нарушить брачную клятву; но скверно, что неверность, если таковая случилась, обычно воспринимается как нечто ужасное, а всякая дружба с представителями противоположного пола признается нежелательной. Полноценная жизнь не может строиться на страхах, запретах и взаимном ограничении свобод. Если удается обеспечить верность без всего перечисленного – замечательно, но в противном случае за нее придется заплатить чрезмерно высокую цену; не исключено, что здесь было бы полезнее и разумнее проявлять толику терпимости. Не подлежит сомнению, что взаимная ревность, даже при соблюдении физической верности, часто вреднее для брака, чем вера в спасительную силу искренней и крепкой любви.